— Мужчины не плачут! — не сдавался отец.
— Плачут. Только делают это внутри, и от этого им ещё больнее!
Что ж, мне итак уже больнее некуда, поэтому я плачу. Плачу и не стыжусь своих слёз, ведь они оплакивают моё счастье… Счастье, похороненное мною же самим в тот самый день. Потому что так, как было, уже не будет никогда. И не потому, что она предала меня, хотя и это имело в нашей судьбе своё роковое значение, а из-за того, что я сделал потом, вернее, совершал в течение целых двух последующих лет.
Глава 57. Мой план был прост, как дважды два…
Corinne Bailey Rae — The Scientist
Мой план был прост, как дважды два: я вернул Валерию в дом на берегу, но не в свою жизнь — сам поселился в одном из пентхаусов, принадлежащем моей же компании арендной недвижимости.
Почему пентхаус, когда для меня одного вполне достаточно той спальни и душа, которые уже давным-давно существовали на 40-м этаже моего офисного здания и были соединены с моим же кабинетом? Ответ прост — в моей крови кипел яд ненависти и жажды мести…
Правда, тогда я сам ещё совершенно не понимал сути своего поведения. Но мне отчаянно хотелось как следует задать жару с девушками и женщинами, чтобы об этом писали в газетах, чтобы случайные снимки мелькали в журналах, которые она никогда не читает, но в которые её обязательно, вот всенепременно, отвечаю вам, ткнули бы носом «доброжелатели», кои всегда материализуются, словно из воздуха, как мушка в закрытой банке с бананом. Кто-нибудь лайкнет мою очередную подружку, пассию, наш отдых на каких-нибудь Канарах, где я буду улыбаться до ушей и обнимать её загорелую стройную фигуру с четвёртым размером груди! Мы будем обниматься с этой блондинкой или брюнеткой, мне, как и всегда, по хрену, и всепроникающая камера папарацци запечатлеет наш глубокий поцелуй, а может быть даже и секс на белоснежной яхте в Испании… Таким ведь ты меня всегда видела в своём больном воображении, Лера? Да, именно таким. Так получай же!
Никого и никогда в своей жизни я не любил так сильно, как её, и никого так же сильно не ненавидел…
Я и не подозревал, что судьба окажется куда как мстительнее меня самого и заведёт намного дальше. В такую даль, от которой мне сделается до потери сознания хреново самому…
Потом был быстрый развод на условиях, устраивающих нас обоих…
Чёрт, я и не думал, что могу быть ТАКИМ ублюдком! Сунул ей соглашение, где она лишалась всего, даже своего дома! Дома, который я создавал в проекте и потом строил с безумной к ней любовью! И она подписала. Только тихо спросила:
— Лурдес правда будет жить со мной?
— Правда.
И подписала.
— Прочти сначала, — говорю я ей, и в моём голосе такой же металл, каким я потчую провинившихся подчинённых.
— Не буду, я верю тебе.
Верит, мать вашу, она мне. За каким хреном веришь то? А в соглашении я великодушно позволяю ей жить в её же доме, и в случае любой из ошибок, перечисленных в списке, она выдворяется, а ребёнок переходит под мою опеку. Я мог забрать у неё Лурдес, если она оставит хотя бы раз малышку без присмотра, если подвергнет любой, даже потенциальной опасности, если с Лурдес, например, случится отравление или пневмония, к которой, мать вашу, ребёнок склонен из-за моих же генов! Но она подписала…
Я хотел ударить её этим соглашением, хотел увидеть её слёзы, хотел сделать ей больно так же, как больно сделала она мне, бросив на кровати свои карты и даже телефон, и даже свою чёртову одежду! Словно я не имею права заботиться о ней и наших детях, словно и не нужна ей моя забота, даже если мы расстались…
Я хотел ударить, но не вышло: она не стала читать, сказала «я верю тебе». С каких это пор? Никогда не верила, и тут вдруг нате вам — счастье привалило: «Я тебе верю!».
В её бестолковую голову, как я думал тогда, не пришло даже мысли защитить своих детей финансово, ведь и они ни черта не получили от богатого папочки. Даже Лурдес. Я хотел напугать её, унизить, а не вышло ни того и ни другого. И она не проронила ни единой слезы. Ни одной. Словно каменная сидела и ждала моих приговоров.
Грёбаное соглашение я разорвал сразу же, как она вышла, потом ещё и поджог прямо в своём кабинете, отчего сработала пожарная сигнализация — заодно и проверил безопасность в офисе.
А ещё, когда её основательно так протошнило при нашем разговоре в Кишинёве, на моё:
— Если выйдешь за него замуж, лишаешься всего, если нет — дом твой. Можешь жить в нём с детьми и с ним, но я хочу видеть детей в любое доступное для меня и для них время.
Она только в согласии махнула головой.
Кого же ты хотел напугать деньгами, придурок? Она ведь сама всё оставила тебе! Но я в тот момент был настолько ослеплён своей ревностью, что даже не допёр, что это не та плеть, совсем не та, от которой ей будет больно.
Я и понятия не имел, что вся она УЖЕ была исполосована мною же, и своими страхами, обидами, но впереди у неё ещё мои удары, так много, что живого места на ней не останется, на нас обоих! Лупил её, а доставалось то обоим…
Gem Club — "Polly"