Моногамист

В июне Лурдес исполнилось полгода, и мы встречали гостей: Кира всё же дожала своего супруга — они приехали к нам погостить со всеми своими тремя детьми. Это было весело и очень шумно, поэтому, когда гости уехали, мы с Лерой выдохнули с облегчением. Вернувшаяся в дом относительная тишина, но главное — наше время наедине, казались тогда квинтэссенцией счастья. Уже тогда я понял, что семья и дети — это прекрасно, но мне жизненно необходимо проводить с женой наедине определённые часы в неделю — это как лекарство, отвечающее за мой душевный покой и здоровье. И я сейчас не о сексе: это могут быть просто молчаливые обнимашки в постели или гуляния вдоль побережья, утренний кофе в диванах крытой террасы — её излюбленного рабочего места, когда одна моя рука обязательно лежит на её бедре, а другая держит чашку, пока Лера читает свои статьи по применению методов математического моделирования в практике производственных компаний — у неё просто нет другого времени для этого, вся её жизнь сейчас — это Лурдес. У нас нет няни: я готов рассматривать варианты, но Лера категорически против.

— Я своего ребёнка не доверю никому! — был её ответ на моё небольшое предположение: «А может быть?».

И, конечно, я не столько заботился об облегчении участи своей супруги, сколько хотел бы заполучить больше её внимания в своё личное и безраздельное пользование. Понял, что как бы безумно не любил всех наших детей, в день мне необходим минимум час Леры без примесей в виде вечно недовольной Лурдес на её руках или стонущего над её ухом Алёши, уговаривающего мамочку помочь ему с решением уравнения, за которое препод что-нибудь пообещал. И только Соня из этой троицы всегда предпочитает меня, и я ей бесконечно рад, но Леры «только для меня» мне очень не хватает. Мне мало наших ночей и нашей мышиной близости, потому что:

— Тише, Лурдес разбудишь!

— Сам разбужу, сам же буду развлекать!

— А на работу как зомби опять поедешь?

— Ладно, пошли в душ?

— Ну, давай…

А в ванной можно и покричать, потому что двери я уже заменил на звуконепроницаемые, но между раундами супружеской любви Лера всё равно выбегает в спальню проверить: «Не проснулась ли моя Лурдочка?».

Нет, я всем доволен, но жены мне мало. «Маловато будет!» — как говорит усатый дядька из любимого Лериного мультика.

И вот однажды ночью только мы с Лерой уснули, оба уставшие, но сытые и довольные, как пропищал её сотовый, она убежала в ванну, чтобы поговорить, а у меня весь сон пропал: кто может звонить ночью? Наверняка же что-нибудь да случилось!

— Что такое? — испуганно спрашиваю у вернувшейся жены.

— Это моя сестра. Хочет, чтобы встретили её завтра вечером…

— Кира?

— Нет, это другая сестра — Николь, двоюродная. Ну, типа кузины, по-вашему.

— Да знаю я, что значит двоюродная.

— Ну, раз знаешь, хорошо.

— А ты чего такая недовольная? Не любишь её?

— Да как тебе сказать… Недолюбливаю. В последний раз мы общались лет 10 назад, я думала, она и забыла обо мне давным-давно, а тут вдруг «встретьте».

Лера поднимает брови и сидит насупившись.

— Не огорчайся! Всё будет хорошо! Гости — это же всегда весело! Ведь так? — притягиваю её к себе — у меня ещё есть пару часов, чтобы поспать.

— Да, это будет то ещё веселье, — задумчиво отвечает моя жена, устраиваясь поудобнее на моём плече и уткнувшись носом мне в шею именно так, как я люблю.

Знаю я таких людей, как Николь: они интересуются тобой только тогда, когда ты можешь быть полезен для них. Возможно, это и неправильно, но к приезду Николь у меня было предвзятое отношение ещё до её появления в нашем доме.

И как я ни старался быть приветливым, думаю, моё отторжение этого человека легко читалось в выражении лица, моих жестах и поступках.

Уже в тот момент, когда родственница обвила меня, подобно лиане, что совсем не было похоже на приветственные объятия совершенно незнакомых людей, я понял, что Лера имела в виду под «тем ещё весельем». Понял и не на шутку напрягся: над моим уютным маленьким миром, тем самым, которым я так трепетно дорожил, нависла угроза — к счастью к тому моменту своей супружеской жизни я уже понял, что другие женщины на территории моего обитания — опасность. И не важно, что я думаю, чувствую и как отношусь к интервенции — Лера всё равно будет ревновать. У меня было чёткое ощущение, что эта её ревность — уязвимое место в крепости моей семьи, и я, как её защитник, обязан был предусмотреть все возможные отрицательные исходы.