Моногамист

Что-то в этом есть, мистика какая-то. Мне не выразить словами внезапно поселившийся внутренний покой. И дело даже не в Лериных руках, зарывшихся в мои волосы и медленно, успокаивающе поглаживающих их, всё дело в этом месте и Лерином спокойствии. Я чувствую, как Вселенское умиротворение буквально растекается по мне ручейками, и источник совершенно точно находится в самой Лере.

Ближе к вечеру Валерия объявила:

— Пора.

И мы пошли. Куда, я не знал, но полностью полагался на свою супругу. Спустя довольно продолжительное время, мы забрели в какие-то непроходимые дебри у подножия высокого холма, полностью покрытого зарослями абсолютно непроходимого кустарника.

— Ищи, — слышу команду, — тут должны быть проходы.

Такой лаз, вроде живого туннеля в зарослях этого кустарника с цепкими, почти колючими ветками, мы нашли почти сразу. Лера полезла первой.

— Лер, ты уверена, что тебе стоит сюда лезть?

— Уверена, я приходила сюда в каждую свою беременность, и эта тоже не будет исключением.

И я ей доверился так, как доверяют только старшим. Было ощущение, что Лера моя и не Лера вовсе, а какая-то древняя славянская Богиня, которая меня вот-вот посвятит в священное таинство, совершит надо мной ритуальный обряд, и я тут же обрету какие-нибудь особые способности и познаю самые скрытые истины.

Ползли мы долго, и хотя ощущение сакральности происходящего не покидало меня, я, признаться, думал о том, что потом нам ведь придётся спускаться ещё вниз, а в этот вечерний час мы итак уже едва видели друг друга в полутьме кустов.

Наконец, мы видим оранжевое небо в конце живого растительного туннеля. Я выползаю на вершину холма первым, помогаю Лере, отряхиваю её одежду от земли, убираю прошлогодние листья, застрявшие в светлых волосах, улыбаюсь ей, уставшей, но довольной.

— Повернись и смотри, — призывает она меня, слишком увлёкшегося её волосами.

Я поворачиваю голову и… и не верю своим глазам…

Передо мной широким ровным полем раскинулась вершина холма, вся устланная высокой травой с белыми нитями верхушек, покрытых тонкими пушистыми волосками. Мягкий июньский ветер словно причёсывал это пушистое облако неземных волос, волнами прижимая тончайшие стебли к земле…

— Это ковыль, — тихонько поясняет моя жена, словно боясь своим голосом спугнуть то состояние невесомости, которое овладело нами обоими.

Но я уже знал, как называется эта невероятная трава, более похожая на волосы доброго волшебника, нежели на растение, ведь я уже видел её однажды, её и это место! Вне всяких сомнений, это было то самое место! Именно точно то же и в точно такое же вечернее время, когда алый закат заливает всё вокруг своим кроваво-золотым тусклым светом…

Теперь Лера показывала мне то место, которое покорило её однажды, и оно было невероятным… Бесконечно красивым… Космически нежным… Умиротворяющим…

Моя любимая жена загадочно улыбается, глядя на меня, а я впал в состояние полнейшего оцепенения; очевидно глаза мои выражали шок, и она приняла его за потрясение увиденным. И я был потрясён, но не столько самой красотой, сколько тем фактом, что увидел её раньше, чем мне фактически показали… Гораздо раньше…

Я стою ровно в той же самой точке, где стоял в своём сне, юный, полуобнажённый, полный решимости и уверенности в исключительной верности своих действий, так же крепко держу руку своей любимой женщины, как и тогда, так же точно бесконечно сильно люблю и жажду её близости.

Но вместо моря с вершины холма мы видим развернувшуюся перед нами словно живописный холст художника долину, где узкой лентой петляет небольшая река — вид захватывающий и покоряющий навсегда… Нет в этом месте ничего уникального, особенного, но оно непостижимым образом завораживает, покоряет, проникает в самое сердце…

Лера опускается на траву, удобно присаживаясь и любуясь закатом, а я в буквальном смысле падаю на колени, уже не контролируя с достаточной чёткостью своё тело.

— Ты что? На ногах не стоишь? — замечает со смехом моя жена и снова устремляет свой взгляд в сторону реки и заката.

А я не могу оторвать своих глаз от неё самой… Нет никого и ничего прекраснее тебя, Лерочка! Ни одно место на Земле не способно затмить тебя, потрясти своей красотой настолько, чтобы я был в силах отвести взгляд от твоих волос, твоего лица, мягких очертаний твоих плеч и рук, бёдер и талии, так сексуально располневших благодаря долгожданной беременности…

Koan Of The Steer And His Sheppard

Rachel's Song — Blade Runner

Я не понимаю сам, как мои губы оказываются на твоих губах, я целую со всей доступной мне нежностью, со всем тем необъятным чувством, с которым живу вот уже многие-многие годы…

Я не могу не целовать их, твои губы, также отчаянно нуждаясь в них, как жаждущий путешественник на безводной земле… Без твоих поцелуев я погибаю, теряю силы и рассудок, перестаю жить, продолжая существовать лишь в терзающих муках тоски по тебе…