Лера разворачивается, приближает своё лицо максимально к моему, настолько близко, что я с трудом могу фокусироваться, и смотрит в глаза своим бездонным синим взглядом… Долго…
— Так в чём же? — шёпотом, но упорно настаиваю на ответе, губы мои сами растягиваются в улыбке…
— Вот в этом…
Склоняется ещё ниже и целует, едва касаясь, дразнит, не давая мне прижаться плотнее, я уже отрываю свою голову от шезлонга, тянусь за ней, но не успеваю поймать, в итоге, не выдерживаю, мои руки заключают её в плотное кольцо, и я, наконец, получаю свой долгий глубокий поцелуй…
Спустя время Лера, ерзая и улыбаясь, пытается высвободиться со словами:
— Пусти… Дети увидят!
Но я не отпускаю…
— Пусти же… Лёша точно сейчас нас заметит!
Сжимаю её ещё плотнее, удерживая на себе и не позволяя даже шевельнуться:
— Что плохого в том, что родители любят друг друга, что не прячут свою нежность? Почему ссориться и выяснять отношения при детях можно, а любить нельзя?
— В каком смысле любить?
— Ну не в том, на который ты намекаешь! Уверен, что детям не вредно, а даже полезно учиться у родителей дарить ласку тем, кого любишь…
Жена задумчиво утыкается своим носом мне в шею:
— Ты, правда, так думаешь?
— Конечно! Чему мы можем научить их, если не любви? Науки они познают в школе, принципы взаимодействия с социумом — там же, но где их научат любить?
— А это наука?
— Думаю, да… Любить ведь тоже нужно уметь… Правильно…
— Тебя кто научил?
— Сам учился, шишки набивал…
— И сейчас продолжаешь…
— Конечно, не без этого. Как и ты, впрочем, тебя ведь тоже любить не научили, ты всё сама…
— Не знаю, никогда не задумывалась об этом. Но при детях мне неудобно…
— Мы ведь вместе навсегда, до самого конца? — внезапно вырывается из меня терзающий давным-давно вопрос.
Лера снова поднимает голову, смотрит уже серьёзно:
— Почему спросил?
— Хочу стабильности, надёжности. Хочу, чтобы моя жизнь была под контролем, чтобы было ясно, что день завтрашний несёт.
— Никто не может быть уверен в том, что случится завтра. Особенно ты.
— Почему это «особенно я»?
— Сам знаешь…
Резко вырывается, но я вновь не отпускаю…
— Ты что, решил играть сегодня в доминанта? Нет, я, конечно, признаю, что мужчине должна принадлежать главная роль, но нужно же и меру знать!
— Никому в семье не должно принадлежать главенство, не может быть главных и второстепенных, только двое равноправных, равнозависимых, равнобеспомощных друг без друга, а потому разумно сознающих необходимость в каждом вопросе приходить к консенсусу.
— Да? А почему ты меня тут держишь как клещ? Когда я хочу уйти уже полчаса!?
— А это я просто капризничаю! — отвечаю, широко улыбаясь. — Сама виновата, слишком надолго оставила меня одного, теперь я плохо справляюсь со своими руками! Я им говорю: «Ну отпустите же её, вон она нервничает, сейчас заедет мне ещё!» А они в ответ: «Да пошёл ты!» И так как страдать моей физиономии, они с головой тут совместно маются, как бы тебя занять, отвлечь…
— Перестань нести чушь и… И я, блин, попросила же уже прощения и словом и делом, хватит вспоминать об этом!
— Клянусь, я давно забыл! Само вырвалось, это не я! Это всё мой рот!
— И руки у тебя сами по себе, и рот, и голова, и физиономия! А сам ты хоть что-нибудь решаешь?
— Случается! Но с тех пор, как в моей жизни завелась ты, я всё хуже и хуже справляюсь! Вот смотри, изо всех сил сейчас сдерживаю свои руки, ноги и ещё… кое-что, которые настойчиво требуют тащить тебя в спальню, но я пока держусь, заметь!
— Да ты просто герой!
— А то!
Долго смотрю ей в глаза, затем внезапно вскакиваю, хватаю её на руки и несу мимо ошарашенной Эстелы наверх, в нашу спальню.
— Ты чего творишь!? — хохочет любимая жена, крепко сжимая мою шею кольцом своих тонких рук.
— Прости, любимая, кажется, я всё таки проиграл решающую битву… Больше не герой… Сокрушаюсь и предвкушаю…
— Смотрю, ты просто капец, как расстроен!
— Убиваюсь, прям… — открываю ногой дверь в спальню, затем захлопываю обратно, защёлкивая замок…
А двери в нашем доме звуконепроницаемые…
Глава 43. I dare you
Miley Cyrus — Malibu
Пробуждение приносит яркий солнечный свет, что само по себе уже довольно непривычно для меня, привыкшего зимой просыпаться затемно, а летом вместе с восходом солнца, и едва уловимый аромат чего-то съедобного и, судя по запаху, неимоверно вкусного. Таких ароматов в этом доме ещё не было…
Я спускаюсь вниз и наблюдаю картину, от которой моё бедное сердце в буквальном смысле захлёбывается счастьем, нежностью и странным трепетным страхом, что всё это сон, который вот-вот развеется… Всей душой я стремлюсь удержать его, ухватиться и не отпускать так долго, как только смогу, поэтому опускаюсь на ступеньки, кладу свои руки на колени, поверх них водружаю голову и сижу тихо-тихо, боясь не то, что пошевелиться, а даже дышать… Ведь мой сон — это и есть оно, моё реальное счастье, происходящее здесь, на этой Земле, в этом времени и в этом измерении, прямо сейчас…