-Потом серьёзные дяди и тёти задавали мне вопросы, много вопросов, странных вопросов, настолько странных, что я не знал как на них отвечать, а ведь меня учили, что оставлять вопрос без ответа некрасиво… Они спрашивали: кричал ли отец на маму, кричала ли она на него, не дрались ли они, не говорили ли друг другу обидных слов. Спрашивали одни, потом другие, за ними третьи, и я … я перестал отвечать. Я понял, что если не отвечать – спрашивать больше никто не будет. И тогда они сразу же сообразили для меня какой-то страшный диагноз, а я продолжал молчать, молчать, чтобы меня ни о чём не спрашивали. Мать Марии, моя тётя, сестра отца, женщина, которая должна была заменить мне мать, ни разу не погладила меня по голове. Но зато, она часто возила меня к докторам, и просила их дать мне каких-нибудь таблеток, которые заставили бы меня говорить. Я прятал эти таблетки за щёку, а потом выплёвывал их. Скоро она стала водить меня к психологу, и этот психолог много-много раз повторял мне одну и ту же чушь. Он говорил: «Твоих мамы и отца здесь больше нет. Сестёр тоже здесь нет. Они живут теперь на небе, и им хорошо там. Но здесь их больше никогда не будет, они больше не вернутся, не жди их.» А я думал, зачем она всё это говорит мне? Я видел сам, как они сгорели, они не на небе, они в той машине мёртвые, зачем она врёт мне? А она снова опять всё тоже самое и по кругу. И там, в том кабинете, я научился не только молчать, но и не слушать. Я не слышал её. Я просто погружался в свой мир, и в том мире они все были живы, и мы с сёстрами снова строили замки из песка, я бегал за водой с пластмассовым ведёрком, и строил водяной ров, чтобы защитить своих близких от врагов. А мама с отцом целовались … И мне понравилось жить в своём мире, это было гораздо приятнее, чем в реальности. Но я менялся, а в моём мире всё было по-прежнему, и тогда только я стал чувствовать, что он не настоящий, что это всё обман… И мне пришлось вернуться к живым людям. Это случилось, когда мне было примерно семь лет. Мария была очень одинока. Наверное, даже более одинока, чем я, ведь у меня был мой мир, а у неё нет. И она разговаривала со мной постоянно, хотя я ей никогда не отвечал. Она приходила из школы и рассказывала, какие девчонки глупые, как обидели её, рассказывала, кто из мальчишек ей нравится. Я всё слушал, но не отвечал. Однажды, она стала рассказывала, как несправедливо с ней поступил мальчик, который ей нравился, она рыдала, я не смог это стерпеть, подошёл к ней, погладил её по голове и сказал ей, что он просто дурак. У неё были ошалевшие глаза, в тот момент, думаю, она напрочь забыла своего обидчика. Так у меня появился близкий человек. Одним единственным он и остался на долгие годы. На долгие, пока я не встретил тебя…
Он поднял на меня глаза, они были переполнены болью воспоминаний, но главное, в них больше было любви, любви ко мне… Моё сердце сжалось так сильно, что я почувствовала себя парализованной. Я бы хотела ему что-то сказать, какие-нибудь очень мудрые слова, но я не могла, потому что моё горло сдавили сдерживаемые мной рыдания.
Алекс встал и направился проверять омлет. Я смотрела на него глазами, очевидно, не менее ошалевшими, чем когда-то были глаза Марии… Ведь он помнил, помнил всё, до мелочей, всю боль, всё бездушие взрослых, всё своё горе… Я вдруг почувствовала себя человеком настолько ничтожным, в сравнении с ним…
Из состояния погружённости в новейший в истории моей жизни поток мыслей, один из тех, которые тяжело покинуть в силу его новизны, меня вывела очутившаяся прямо перед моим носом тарелка с омлетом. Я могла бы есть сама, но Алекс собирался меня кормить.
- Я могу сама…
-Я знаю, что можешь, но позволь мне, ладно?
-Ладно…
-Когда-то ты кормила меня, и мыла, и одевала. Теперь – моя очередь.
Он набирает в ложку омлет, дует чтобы остудить, прикладывает к своим губам, проверяя, достаточно ли остыло, и лишь затем даёт мне. А я даже не чувствую вкуса… Настолько больно мне от услышанного несколько минут назад …
Алекс кормит меня, а я молчу. Молчу, потому что не могу говорить. Могу только думать и ненавидеть… Ненавидеть себя за то, что причинила ему столько боли… А ведь он как никто был уже изранен ею…
Обязательно - Mecca Kalani - Feel me
Когда мы закончили, он убрал всё и снова сел около меня на пол, но в этот раз уже не клал свою голову мне на колени. Я поняла: он хочет рассказать что-то ещё. И он снова начал: