Моногамия

Я поняла, что это не татуировка, это метка … Он пометил себя, отыскав для меня самое нежное и самое открытое место на своём теле, такое которое было бы доступно взору всегда и везде, ведь любой собеседник, любой просто проходящий мимо него человек неизменно наткнётся глазами на эту надпись, надпись моего имени, надпись, отсылающую мысли к большому Чувству, которое не терпит полутонов и оттенков, которое не допускает двусмысленности, которое единственное тяготеет к чёткости, честности и преданности…

Это и был его ответ всем потенциальным будущим «Кристинам», всем возможным отклонениям от того пути, который он однажды, уже очень давно, выбрал для себя. Это и было его решение, нетривиальное, возможно для кого-то не слишком мужественное, но для меня – самое сильное и самое мужское, какое можно только себе представить, ведь Алекс единственный мужчина на Земле, который с самого раннего детства искренне верит, что всё и всегда можно решить мирно …

Няня Кристина действительно почти убила меня. Она нанесла мне четыре глубокие раны, ребёнок умер сразу, и к тому моменту, когда вертолёт Алекса доставил меня в больницу, я сама уже почти истекла кровью. Само собой в моём спасении принимали участие лучшие хирурги и гинекологи, но даже это мне не помогло – в моём теле осталось незамеченное повреждение, которое продолжало сочиться кровью. Меня в прямом смысле слова спас Алекс и не бесконечным «Люблю», а своим чутьём, умом и своей безграничной любовью, которая и подсказала ему, вероятно, где была моя угроза. В первые часы после операции по штопанию бесконечных дыр во мне я не приходила в себя, хотя уже должна была, и это и было то, что насторожило его, но моё сознание вернулось ко мне лишь на мгновение тогда, когда я сказала ему, что мне больно… Именно в тот момент он и понял, что что-то не так, ведь я была под действием сильнодействующего обезболивания. Он буквально поставил всю хирургию на уши, он заставил их, технично убедил заново разрезать меня и посмотреть, что там. И вот когда они сняли швы, операционный стол буквально залило моей кровью, и им пришлось сделать полостной разрез, чтобы найти проблему и они нашли её, но ликвидировав, предупредили его, что шансов у меня не много… И вот тогда он прибегнул к последнему средству, какое у него осталось, к силе своего Чувства, именно оно и помогло ему удержать меня, а ведь соблазн не возвращаться был так велик, я помню это …

Все эти подробности, разумеется, я узнала не от Алекса, разве можно что-то узнать от него? Он никогда не исправится. Это был Тони, поражённый, потрясённый, очарованный Тони, который признался мне:

- Я ничего подобного ещё не видел в жизни, такой прочной связи между двумя людьми, настолько прочной, что она рождает необъяснимую магию, которая впечатляет! Честно говоря, я относился скептически всегда к истории с твоей животворящей песней, но теперь у меня совсем иное мнение: вы двое особенные, вы не такие как все, вы чувствуете друг друга необъяснимым науке образом, и вы находите пути тогда, когда их, казалось бы, уже нет… То, что произошло тогда с Алексом и с тобой сейчас – это чудо, настоящее чудо, и, несмотря на мой скепсис, я поражён! И впечатлён! Пока вы вместе – ничто не способно сломать ни одного из вас, вы будто стоите на страже жизней друг друга и отражаете все возможные удары…

Да, это правда, Тони произнёс вслух то, что мне давно уже было очевидно. А ведь он даже не знал всего … всех подробностей, тонкостей, всех наших тайн…

Глава 5

Знание пагубно для любви. Только неизвестность пленяет нас.

В тумане все кажется необыкновенным.

Оскар Уайльд

Обязательно Иоганн Себастьян БАХ - симфония №13 – по кругу до следующей песни

https://www.youtube.com/watch?v=Yl_fqKJEvTY&list=PLBic0FMDLgt4NIoQvaMOV7yU8Xd_7UifP&index=1

Любовь, нежность и забота – это мой мир теперь. Я не живу, я парю в нём, словно в невесомости… И создал для меня его Алекс. Мой Алекс.

В день, когда мне позволили покинуть госпиталь и вернуться домой, моим ногам не пришлось носить меня, это делал за них мой муж. Люди в больнице сопровождали улыбкой созерцание нашей удаляющейся пары, может быть они радовались за нас, может завидовали, а может просто удивлялись чувствам и нежности, которые не часто увидишь… Я боялась дышать и говорить, мне вдруг стало казаться, что всё это сон, что я, вероятнее всего, уже умерла, и всё, что я вижу вокруг и чувствую – это мой рай. И в этом раю, везде и всегда был Алекс… Его руки уносят меня из больницы словно ребёнка, хотя мой вес действительно можно сравнить с детским, ведь первые недели после моего воскрешения питаться мне было нельзя, только пить.