Моногамия

За безрассудство мы получили наказание теперь. У меня возникло чувство, что Габриель каким-то чудом попали в руки ниточки, дёргая за которые, она может манипулировать и мной и Алексом. Как? Когда это произошло? Чёртов очкастый подросток! Могла ли я представить себе всё это тогда, когда она, провалившись в нашем диване, вечно в наушниках и своих ужасных очках жалобно разглядывала моего красивого мужа? Который сам, к тому же, не сводил глаз с меня… О, Боже! Как же она должна ненавидеть меня… Как гениально она скрывала это последние два года! Просто невероятно, почему же я не подумала об этом раньше? Я всегда опасалась Кристен и Анны, как же глупа и слепа я была!

Алекс не вернулся, и к вечеру я почувствовала, как снова погружаюсь в темноту. Если он не приедет, я не знаю, как смогу пережить это, и смогу ли. Говорю себе: «Ничего, у всякой проблемы есть решение, главное – он всё ещё любит меня. Отсюда и будем плясать.» Если уж другие дёргают за ниточки, почему бы и мне не попробовать. Я придумаю что-нибудь, обязательно придумаю, раз уж она хочет воевать, значит повоюем.

С этими мыслями я направилась в восточную часть дома, ту, которая находится над гаражами, чтобы посмотреть, не приехал ли он. Внезапно услышала шелест колёс по гравию, выглянула во внутренний двор: это машина Алекса. Внутри меня всё затаилось: я вижу, как он паркуется, выходит из машины, постриженный коротко и красиво, открывает дверь и долго копается на заднем сидении. «Чёрт, что он там делает?».

Через мгновения он выпрямляется и на руках у него Анабель.

Я поняла, что войны не будет. Во всяком случае, с моей стороны. Он вернулся, и не сам, а со своим ребёнком – все самые главные для него люди должны быть в одном месте, все рядом с ним, все подле него.

Мне не нужно слов, всё ясно итак – мы будем вместе. Габриель недооценила его или его чувство?

Мы встретились в холле. Алекс, непохожий на себя из-за короткой стрижки, уверенный, сильный, такой как всегда. От утренней подавленности не осталось и следа. Что с ним произошло?

-Привет, - говорит он мягко и целует меня в лоб. – Ты не против, если Анабель поживёт какое-то время с нами?

-Конечно, нет, Алекс. Ты же знаешь, как я люблю её. А что с Габриель?

- У неё временное лишение свободы в психушке. Я ей организовал исправительный отдых.

Я оторопела:

-Что?

-Ты не поверишь, - сказал он, и глаза его смотрели так остро и так свирепо, что мне показалось, они снимут с меня скальпель. - Она сделала это специально и сознательно! Не вызвала врачей, не пыталась родить сама, она думала, никто не поймёт этого, но врач осматривавший её, уверен в этом.

-Конечно, она сделала это специально, Алекс. Это же было сразу ясно.

Он уставился на меня одновременно гневно и удивлённо:

-Как, ты ещё утром знала об этом? Но ты ведь сказала, это наша вина!

-Конечно наша, а чья же ещё Алекс, она ведь сделала это из-за нас! Это мы с тобой устроили показательное порно выступление на пляже. Я же предупреждала тебя, что мы не можем с ними так поступить. Вот и последствия.

Он был ошарашен, казалось.

- Ты настолько хорошо её знаешь…

-Но жил при этом ты с ней!

-Она меня никогда не интересовала, всё дело в этом.

-Ты же говорил, что у вас почти семья с ней, и ты думал, что у вас всё получится!

- Мало ли, что я там говорил, - ответил он нервно.

В его душе не было и следа вины или разочарования. Меня поразило это. Вечером уже в постели он стал лосниться, прося секса, а я просто опешила:

-Алекс, как ты можешь, после того, что случилось сегодня?

- Что случилось, то случилось, - ответил он. – Я хочу жить. Жить нормальной, полноценной жизнью, у меня есть ты, есть наши дети, и я не собираюсь хандрить из-за ошибок. Ничего уже нельзя изменить. Можно только вынести верные уроки. И я хочу, чтобы эти уроки в первую очередь вынесла ты!

Он говорил со мной теперь уже очень строго, резко, жёстко, как Президент Совета Директоров, кем и я являлся. Сейчас этот отточенный до мастерства тон был обращён ко мне:

-Во-первых, я хочу, нет, я требую, чтобы ты говорила со мной всегда и обо всём! Прежде всего, я хочу знать, что ты чувствуешь: плохо тебе, хорошо, тоскливо, больно и так далее. Я должен знать всё. Во-вторых, прежде, чем что-либо предпринять, ты опять говоришь со мной и сообщаешь прямо то, что собираешься сделать и внятно объясняешь почему. В-третьих, я запрещаю тебе общаться с твоим… с Артёмом. Дети будут видеть его, и я буду контролировать это сам. В-четвёртых, ты живёшь на то, что я зарабатываю, не отказываешь себе ни в чём, и это не обсуждается. Ты уходишь с чёртовой своей работы. Делай что хочешь, только не трать своё время в пользу чьего бы то ни было благополучия, кроме нашей семьи и наших детей. В-пятых, в моих отъездах я хочу, чтобы ты сопровождала меня. Ты должна быть у меня на глазах, всегда. В-шестых, я буду говорить с тобой тоже, я буду делать всё то, что требую от тебя. Это ясно?

- Да, всё, кроме работы. Я не хочу превратиться в твою мебель. Так что увольняться не собираюсь.