Моногамия

После этого гробовое молчание, чувство, будто время остановилось. Я смотрю и вижу все, кто был на террасе, смотрят на меня, смотрят уничтожающими, презирающими, ненавидящими глазами. О, Боже, неужели я произнесла это вслух? Ведь я держалась изо всех сил, я старалась не терять человеческого лица! Чувствую как стыд, отчаяние заполняют меня, понимаю сама, как близко стою к краю пропасти …

Вдруг вижу, как из общей массы отделяется фигура, за ней знакомый силуэт … Это Алекс, он был здесь всё это время, он слышал всё, и вот его глаза смотрят на меня, злые, осуждающие, разочарованные … Это как раз то, что вынести невозможно, нельзя преодолеть, всё, что угодно, но только не его разочарование! Я понимаю, что уничтожила себя сегодня как личность и как какой-либо социальный объект вообще, но осознание того, что я унизила его при его друзьях невыносимо, оно разрушает мою сущность, испепеляет её. Я словно достала из стерильной капсулы всё самое ценное и святое, что было у нас двоих, и швырнула это в самую мерзкую грязь.

В мозгу пульсирует зловещая мысль, да та самая. О, Боже, мой разум и не пытается остановить меня! Что я делаю? Куда я несусь? Вот дорожка к нашему дому, вот каменная лестница к пляжу, вот пляж, холодный песок под ногами, я оглядываюсь, надеюсь зацепиться за что-нибудь, за что-то, что остановит меня, или может быть, пусть это будет хоть кто-то, кто-то, кто протянет мне руку, чтобы я могла только ухватиться за неё … Но нет, никого нет, я бегу дальше, бегу быстро, бегу легко, как никогда, так, словно я осенний лист, уносимый порывом ветра. По щекам льются слёзы, никто не сдерживает, не контролирует их, о них и не помнит никто даже. Куда же я бегу? Кажется знаю, в лагуну, там есть камни, много камней, есть выступ, если с него прыгнуть то … то всё кончится, вся эта боль уйдёт, всё унижение, безысходность, эта чёртова болезнь, наконец, прекратит терзать меня, чёртова работа, чёртовы люди, чёртов муж, всё достало так, что больше не могу, не хочу, не хочу, я не хочу жить …

Внезапно я спотыкаюсь и падаю лицом в песок, он налип мне на щёки, попал в рот, это ещё сильнее расстраивает меня, и я несусь с новой силой. Внезапно ощущаю прикосновение к своей руке, не сразу понимаю, что это, потом моя нога цепляется за что-то, и я снова падаю и снова лицом вниз, но это что-то не даёт мне упасть, подхватывает и держит, нет уже с силой сжимает… В моих глазах вода и песок, я не могу понять, что со мной, вытираю лицо обеими руками, но не вижу ничего всё равно, не вижу, но слышу:

-Не смей! Слышишь? Не смей даже думать об этом! Никогда не смей! - он задыхается, захлёбывается собственными эмоциями, с трудом подбирает слова, чтобы оформить в них свои мысли. - Если тебя не станет, не будет и меня! Я не останусь здесь, ты слышишь, мне нечего здесь делать без тебя!

Он трясёт меня, это Алекс. Он повторяет снова и снова:

- Я не могу без тебя, я умираю без тебя… Я не могу без тебя…

Я понемногу спускаюсь на землю, или наоборот поднимаюсь? Скорее поднимаюсь из преисподней. Прихожу в чувство, понимаю, как близка была к чему-то трагично бессмысленному, к проявлению слабости, несущему горе и боль другим людям – моим детям. Почему я вспомнила о них только сейчас? В моей голове снова появляются человеческие мысли, роятся в ней, снуют, я снова живу, затмение позади. Как хорошо, всё хорошо. Я чувствую, как крепкие родные руки сжимают меня как никогда сильно, так, что я едва могу дышать. Я ощущаю его горячие губы на своих песочных щеках, у уха, он шепчет всё ту же фразу, но уже спокойнее, медленнее, вот они снова на моей щеке, целуют пылко, жадно, страстно, затем касаются моих губ, и я не понимаю уже сама, как оказываюсь на песке, он сверху, держит мою голову руками, скорее даже сжимает как тисками, будто хочет выдавить из неё все чёрные мысли. Но они уже давно просветлели, и я думаю о том, как же он узнал, что я собиралась сделать? Неужели почувствовал? Так тонко, так изящно проник в мою душу и защитил меня от самой себя?

Его рука лихорадочно задирает моё платье и стягивает бельё. «Боже, что он делает! Нас же видно с террасы, далеко, но вполне можно понять, чем мы заняты!». Но Алекс проделывает это так быстро, что я не успеваю даже рта раскрыть. Один рывок и он во мне, какой стыд! Какой восхитительный, какой желанный, бесконечно долго ожидаемый позор! Моя личность раздвоилась … или расстроилась? Но, главное, часть меня уже получает невероятное наслаждение и … удовлетворение… Это как если бы вас часами мучила жажда, и вот, наконец, вы припали к источнику и пьёте, глотаете прохладную, чистую, живительную воду, поглощаете жадно и в эту секунду, в это мгновение вас уже не может остановить ничто…