Моногамия

-Господи, Алекс, почему ты не рассказал мне, почему?

- Чтобы защитить тебя от этого дерьма. Ты же не рассказываешь детям о своих проблемах, чтобы не тревожить их, не ранить, ведь чаще всего проблемы решаются. Я этого ждал, так и случилось: на последнем заседании в суде огласили результаты расследования, и выяснилось, что в опорах не было даже 60% заложенного проектом бетона, оказалось, подрядчик просто напросто подворовывал материалы и делал на этом неплохие деньги. Обвинения были сняты с меня лично и с других людей, с которыми я работал. Об этом я узнал, как раз в тот день, когда ты вызвала меня в ресторан. Но только уже после нашего разговора. Честно говоря, я сидел в зале суда, и думал уже вовсе не о процессе, а о нашей дикой беседе, из которой мне совершено не было ничего ясно, но я понял одно, что последствия будут страшные. Я вышел из суда ещё до того, как судья снял с меня обвинения и рванул домой, чтобы поговорить с тобой, пока ты не наделала глупостей. Но было поздно – там не было уже ни тебя, ни детей. Я просто взбесился от такой поспешности с твоей стороны, чего мне стоило всё это выстроить, а ты так легко, одним махом всё разрушила … И ты ушла к нему! Почему к нему-то сразу? Ты не оставила мне даже шанса исправить всё, изменить!

Мне показалось, глаза его увлажнились, но он быстро вышел из этого состояния, выпрямился, ведь это совершенно не соответствовало его образу. Я закрыла лицо руками, слёзы душили меня, мне то можно.

-Господи, Алекс, Алекс, Алекс, что же ты натворил! Если бы ты только сказал мне, или поговорил со мной, всё могло бы быть по-другому! Нет, всё было бы по-другому! - я убираю от лица руки и смотрю ему в глаза своими, полными слёз.

Боже мой, я не могу поверить …. Я вижу его глаза и … и в них то, что нельзя скрыть, невозможно спрятать, вижу всё то же, что видела в испанской церкви, в его белоснежной постели в моей любимой космической квартире, в Парижском аэропорту, в солнечном июльском парке, в тысячах наших занятий любовью…

Как!? Как я могла так ошибиться? Почему не поняла этого раньше? Почему он так старательно, так усердно прятался это от меня?

Алекс смягчается, обнимает меня, прижимая к сердцу, и говорит тихо, вкрадчиво, но с чувством:

- Мы всегда можем всё изменить так, как захотим сами!

-Нет, не можем! Не можем! Мы в ответе перед ними!

- Лера! Это всё не то, понимаешь? НЕ ТО!

Он обнимает меня ещё крепче и зарывается лицом в мои волосы, я слышу как жадно он вдыхает их запах, чувствую, как губы его лихорадочно, запрещая себе, но не в силах подчиняться собственному приказу, прижимаются к моей шее, как жадно его язык вспоминает вкус моей кожи … О, Господи, что же это такое! Поему мне опять так мучительно, невыносимо больно?

Спустя время, даже не знаю какое, потому что оба мы словно провалились в другое измерение, где времени, как физического явления, просто нет, перед нами вырастает беременная Габриель, забирает и уводит Алекса, спасибо хоть поговорить дала. С этого момента наши с ней отношения натянуты как струны на контрабасе.

Глава 6

Проходит месяц, снова вечеринка, на этот раз у Алекса и Габриель, мы тоже в списке приглашённых. Да собственно, мы всегда в нём под № 1. Габриель на 9 месяце беременности, вот-вот должна родить. Собрались все друзья Алекса, знакомые, даже партнёры по бизнесу со своими спутницами. Габриель зажигает так, будто она не на сносях, а на дискотеке. Алекс постоянно одёргивает её, что-то вечно шепчет ей на ухо, он недоволен, вижу, что переживает. Не могу оторвать от него глаз. После нашего разговора в мой День Рождения всё так изменилось, всё по-другому теперь… Моя стратегия обновления жизни рухнула как карточный домик, я снова вернулась к исходной точке, где и пребываю в болезненной прострации… Теперь мне как бы легче, ведь я знаю, что Алекс любит меня, всё ещё любит, и, похоже, даже не меньше, чем прежде…

Но изменить ничего нельзя: у него семья, второй ребёнок на подходе, у меня семья, и Артём простил и принял меня, поддержал в трудную минуту, не бросил, не издевался жестоко, как мог бы. Я знаю: у него большое сердце, гораздо больше, чем я могла представить себе. Кем надо быть, чтобы разбить это сердце во второй раз? Это понимание немыслимой безысходности ситуации убивает меня, а решения нет, просто нет, не существует.

Но он любит меня, мой Алекс, всё ещё любит, теперь я знаю об этом, он так тихо прошептал мне тогда, что мы всё можем изменить, если только захотим, но мы ведь хотим? Мы не виделись и не говорили ни разу после нашей беседы, может его настроение уже изменилось? Он так трогательно переживает за Габриель, таскается за ней, поддерживает, забирает из её рук коктейли… Они – семья, такая же, как многие. Я чувствую себя бесконечно одиноко, смотрю на море, мне не хочется танцевать, обсуждать последние новости, выслушивать слухи и сплетни.