— В Америку?! Но как мы там проживем?
— При вашем усердии и добросовестности вы можете там зарабатывать вдесятеро больше, чем здесь. Мы поручим вам управление одной из наших ферм. Такого честного управляющего, каким будете вы, очень трудно найти. Да и для ваших детей это было бы очень хорошо; они научились бы труду и жили бы, не зная нужды и горя.
— Да… да… Это правда… — сказала вдова, соблазненная такой перспективой.
— Ах как это будет хорошо! — вмешался вдруг в разговор маленький Леоннек. — Как это будет хорошо! Я хочу ехать. Я буду там охотиться с Жако, ездить верхом, буду ковбоем…
— Хорошо сказано, мой мальчик, — похвалила его Колибри.
— Я хочу сейчас ехать, — настаивал Леоннек.
— Нужно подождать, пока будут окончены наши дела.
— Это будет не очень долго? — спросил мальчик.
— Нет, мой малютка. Месяца два, а… может быть, и меньше, — успокоила его Элиза. — Однако уже поздно. Пора идти, — продолжала она. — Итак, госпожа Порник, я считаю вопрос о вашей поездке в Америку почти решенным. До свидания, мадам. До свидания, дорогая Жанна, Ивонна. А ты, Леоннек, живее одевайся и идем к нам вместе с дядей Жако.
Колибри, в свою очередь, простилась, и все вчетвером вышли из домика на улице Лепик.
События быстро следовали друг за другом.
Агент Пенвен, установивший тщательный надзор за полковником Шамбержо, не терял времени даром. Собрать важные улики против полковника было тем легче, что вся его жизнь была соткана из грязных пороков и преступлений. При содействии Нюнюш, не подозревавшей, кто ее толстый и смешной клиент, Пенвен мог день за днем, шаг за шагом проследить все темные похождения Шамбержо и не упускал при этом случая пользоваться новейшими изобретениями, чтобы иметь неопровержимые, фактические доказательства его виновности. Миниатюрный фотографический аппарат и небольшой фонограф — последнее слово электротехники — оказались ему очень полезны.
С их помощью он получил несколько фотографических снимков и оттисков фонографа, точно воспроизводивших возмутительные сцены, из которых каждая в отдельности могла служить достаточной уликой для отправки на каторгу.
Дело близилось к концу — и Дэрош потирал руки, надеясь, что скоро пробьет час отмщения и кровожадный тигр получит возмездие за свои преступления, как вдруг произошло нечто совершенно непредвиденное.
Однажды ночью Пенвен возвращался после утомительного дня в свою квартиру.
Он благополучно добрался до дому и, убедившись, что за ним никто не следит, всунул уже ключ в замок двери, как вдруг получил сзади страшный удар по голове и упал замертво, не успев даже крикнуть.
— Готово? — спросил кто-то по-английски.
— Готово, он потерял сознание.
Первый поднес палец к губам и свистнул. Через две минуты к подъезду подъехала карета, запряженная рысаком.
Человек, который, соскользнув с выступа над дверью, нанес Пенвену удар, открыл дверцу кареты и с помощью двух грумов положил агента внутрь.
Люди, переодетые грумами, сели рядом, дверцы закрылись, и карета покатила к Avenue de Koule.
Через полчаса карета остановилась на широком мосту, перекинутом через один из рукавов Сены.
Зловещая тишина. Кругом ни души.
Дверцы кареты снова открылись. Двое людей подхватили безжизненное тело, направились к парапету моста и, раскачав свою ношу, перебросили несчастного агента через перила в Сену.
Убийство полицейского агента наделало много шума в Париже.
Энергично проведенное следствие раскрыло множество уголовных дел, концы которых, казалось, давно были спрятаны в воду… Но об этом мы расскажем в нашем следующем романе. В нем же читатель познакомится и с дальнейшей судьбой наших действующих лиц.
СЧАСТЛИВЫЕ ДНИ МОНМАРТРСКОЙ ФЕРМЫ
ГЛАВА I
Дэрош ничего не знал о преступлении и на другой день с десяти часов утра ждал сыщика с докладом. Однако уже пробило одиннадцать, а Пенвен все еще не появлялся. Хорошо зная аккуратность и точность агента, Дэрош пришел в беспокойство. Наступило время завтрака — агента все не было. Дэрош позавтракал, вышел из дома и решил непременно отыскать Пенвена. Однако он старательно скрывал от домашних свое беспокойство.
Когда он ушел, горничная доложила г-же Дэрош и Элизе, что какая-то женщина желает переговорить с кем-нибудь из членов семьи по крайне важному делу.
Незнакомку немедленно приняли. У нее было такое расстроенное лицо, что Элизу охватил страх за отца, не случилось ли с ним какого-нибудь несчастья.
Женщина, имевшая вид субретки из хорошего дома, подала ей письмо, которое Элиза торопливо распечатала и, страшно волнуясь, прочла следующие строки: