Монаший капюшон

Мирян у вечерни обычно собиралось не так уж много, но никогда не случалось такого, чтобы их не было вовсе. В тот вечер в монастырский храм пришел из города Мартин Белкот, который хотел возблагодарить Господа за возвращение сына, а заодно, конечно, сказать сердечное спасибо брату Кадфаэлю. Когда служба закончилась, он задержался и подождал в аркаде, пока братья выйдут из церкви, и, увидев у южной двери Кадфаэля, двинулся ему навстречу.

– Брат, я хочу поблагодарить тебя за то, что мой сорванец вернулся домой и так легко отделался. За такие фортели его запросто могли бросить в подземелье замка.

– Меня благодарить нечего, я же не имел власти его освободить. Это Хью Берингар счел возможным отпустить паренька домой. И поверь мне, Берингар человек честный и порядочный, он не терпит несправедливости, и что бы ни случилось, ты можешь рассчитывать на его непредвзятость. Так что советую тебе всегда говорить ему правду.

– Правду, да не всю, – усмехнулся Белкот. – Не спорю, с мальчонкой он обошелся великодушно, но даже ему я всего не расскажу. Пока Эдвин не окажется в такой же безопасности, как и Эдви, я никому не могу доверить, где он. Но тебе, брат...

– Нет, – поспешно возразил Кадфаэль, – мне тоже лучше ничего не знать. – Я надеюсь, что скоро у него не будет причин прятаться, но это время еще не пришло. А дома у тебя все в порядке? Как Эдви, ему ведь здорово попало?

– Что с ним станется? Небось рад, что схлопотал пару шишек, чувствует себя героем. Без того ему это приключение было бы не в радость. Он ведь сам все и придумал. Но все-таки это заставило его малость присмиреть, что вовсе не худо. Он отроду не был таким послушным, да и работает с большим рвением, чем обычно. He то, чтобы мы накануне праздника решили завалить его работой. Просто так вышло: Эдвина-то нет, а Меуриг отпросился навестить родню на Рождество. Потому дел у меня невпроворот и есть, чем занять моего оболтуса.

– Стало быть, Меуриг навещает родичей?

– Каждый год, на Рождество и Пасху, Меуриг ведь родней своей дорожит, это точно.

Кадфаэль припомнил, как в тот день, когда он впервые встретил Меурига, тот сказал: "Моя родня – это родичи моей матери. Отец мой не был валлийцем". Не удивительно, что парню захотелось съездить на праздник в родные края.

– Да пребудем мы с миром в Рождество Христово, – возгласил Кадфаэль. Он всей душой верил, что Рождество принесет мир, эту уверенность подкрепляла хранившаяся на полке его сарайчика улика.

– Аминь, брат! Ты здорово помог мне и моей семье, так что если тебе самому потребуется помощь, только скажи.

Мартин Белкот вернулся в свою мастерскую с чувством исполненного долга. Братья же Марк и Кадфаэль, напротив, отправились на ужин с ощущением того, что им свой долг еще только предстоит исполнить.

– Я пойду в город с утра пораньше, – шепнул Марк на ухо Кадфаэлю в уголке зала капитула, в то время как брат Фрэнсис бубнил на латыни что-то уж вовсе невразумительное. – Заутреню я пропущу, и епитимьи мне не миновать, но какое это имеет значение?

– Ну уж нет, – тоже шепотом твердо возразил Кадфаэль, – отправишься после обеда, когда по правилам тебе положено работать на своем месте. А поскольку ты мой помощник, то можно считать, что это будет самое что ни на есть законное поручение. Нарушать монастырский устав, даже и в мелочах, я тебе не позволю.

– Как, разумеется, не позволил бы и себе! – парировал Марк, и на его скромном, застенчивом лице непостижимым образом появилась ухмылка, какую скорее можно было ожидать увидеть на физиономии Эдвина или Эдви.

– Если бы и позволил, то лишь тогда, когда дело касалось жизни и смерти. Но и тогда чувствовал бы себя виноватым! Но я – это я, а ты – это ты, и коли за мной и водятся грехи, тебе не след мне подражать. К тому же, – добавил Кадфаэль успокаивающе, – время терпит: после обеда, до обеда – это не важно. Спросишь Хью Берингара – и помни, только его. Ни в ком другом я не могу быть уверен. Отведешь его к пруду и покажешь то место, где нашел склянку. Думаю, что скоро Эдвин сможет вернуться домой.

Однако человек предполагает, а Бог располагает. На следующее утро собрание капитула расстроило все их замыслы.

Перед тем как перейти к обсуждению текущих мелких вопросов, поднялся субприор, брат Ричард, и попросил приора и собрание уделить внимание делу, не терпящему отлагательств.

– К брату келарю прибыл посланец с наших пастбищ у Ридикросо, что близ Освестри. Барнабас, пастух, сильно занемог. Он слег с лихорадкой, и брату Симону приходится теперь управляться с овцами одному. Но это бы еще куда ни шло, однако Симон боится, что не сумеет исцелить недужного брата, и потому просит прислать на время кого-нибудь, сведущего во врачевании.

– Я всегда полагал, – сказал, нахмурившись, приор Роберт, – что двух человек там недостаточно. Место отдаленное, выпасы разбросаны по склонам холмов, и две сотни овец – не шутка. Но как же брату Симону удалось отправить весточку, если он один остался на ногах?