Монаший капюшон

Брат Кадфаэль подумал было о том, чтобы завернуть по дороге к Мартину Белкоту и убедиться, что семью плотника оставили в покое, но отказался от этого намерения, отчасти потому, что на уме у него было более срочное дело, отчасти же потому, что не хотел лишний раз привлекать внимание к этому дому и его обитателям. Одно дело — Хью Берингар, он человек независимого склада и привержен справедливости, и совсем другое — шропширские стражники и приставы. Они больше думают о том, как потрафить Жильберу Прескоту, что и понятно, ведь он королевский наместник в этом графстве. У Прескота же свое представление о правосудии, он вершит его быстро и энергично, не вдаваясь в детали, и от подчиненных требует скорого результата. И пусть — пока Прескот в Вестминстере —. я расследование формально возглавляет Берингар, сержант и его люди все равно не откажутся от заведенного шерифом порядка и по-прежнему будут выслеживать свою дичь. Если за домом Белкота установлено наблюдение, то, появись там Кадфаэль, он возбудил бы ненужное любопытство, чего ему вовсе не хотелось. Ну а не следят — тем лучше, значит, Берингара все-таки слушаются.

Кадфаэль поднялся вверх по склону, миновал двор Мартина Белкота, не кинув на него и взгляда, и проехал на своем муле дальше в город. Путь его лежал на северо-запад, через мост, ведущий в сторону Уэльса. Переехав мост, монах поднялся на вершину холма, увенчанную высоким крестом. Отсюда дорога спускалась по пологому склону, а затем снова вела наверх, к воротам замка.

С тех пор как после летней осады в замке был размещен гарнизон короля Стефана, цитадели ничто не угрожало, и, хотя у ворот была выставлена стража, караульные держались миролюбиво и довольно беспечно. Подъехав поближе, Кадфаэль спешился и повел мула под уздцы по мощеной дорожке к крепостным воротам. Караульный дружелюбно встретил монаха.

— Доброе утро, брат! Что тебе нужно?

— Мне надо поговорить с Хью Берингаром из Мэзбери. Передай ему, что пришел брат Кадфаэль, и, думаю, он выкроит для меня минутку-другую.

— Не повезло тебе, брат. Хью Берингара сейчас в замке нет, и навряд ли он вернется до темноты. Он отправился вниз по реке, что-то там ищет вместе с лодочником Мадогом, тем самым, что утопленников вылавливает.

Услышанное вызвало у Кадфаэля противоречивые чувства: с одной стороны, его порадовало, что Хью так живо откликнулся на его просьбу, с другой — огорчило то, что им не удастся встретиться. Наверное, подумал монах, лучше было бы оставить склянку у брата Марка, тот бы мог, не застав Берингара, прийти в другой раз. В ком-ком, а в Берингаре Кадфаэль не сомневался, а вот возможность разминуться с ним следовало бы предусмотреть. Хью, не мешкая, отправился на поиски шкатулочки Эдвина, и очень хорошо, что он занялся этим сам, а не перепоручил Бог знает кому. Однако задерживаться и дожидаться возвращения Берингара Кадфаэль не мог: брат Барнабас был болен и нуждался в лечении, и монаху нужно было добраться к нему как можно скорее. Кадфаэль стал даже подумывать, не отдать ли драгоценную улику кому-нибудь на сохранение или оставить у себя, пока не представится случай передать ее лично Берингару. Так или иначе, Эдвин на свободе, и непосредственной угрозы для него пока нет.

— Брат, если ты пришел в связи с тем отравлением, — подсказал караульный, то тебе стоит поговорить с сержантом, он сейчас остался за старшего. Слыхал я, что чудные дела творились у вас в аббатстве. Конечно, вы будете рады, когда негодяя схватят и в обители вновь воцарится спокойствие. Заходи, брат, я привяжу твоего мула и пошлю сказать Уильяму Уордену, что ты здесь.

Ну что же, на худой конец, не помешает взглянуть на этого представителя закона и рассудить, как поступить дальше. Кадфаэль дожидался под каменными сводами караульной, а склянка, из-за которой он и пришел, покоилась в суме, ибо он еще не решил, что с ней делать. Однако стоило монаху бросить взгляд на вошедшего сержанта, как он понял, что улику до поры до времени придется припрятать. Сержант оказался тем самым бородатым служакой с обветренным лицом и крючковатым носом, самоуверенным и скорым на расправу, который явился в дом Бонела по зову приора. Он тоже мигом признал Кадфаэля и на лице его появилась презрительная усмешка.

— Это снова ты, брат. И ты, конечно, по-прежнему пытаешься доказать, что этот парень, Эдвин, невиновен, хотя все против него, и не хватает разве что свидетеля, который стоял бы рядом и видел, как малец подлил отравы. Небось опять будешь мне голову морочить, а убийца тем временем улизнет в Уэльс.

— Я пришел, — не совсем правдиво возразил Кадфаэль, — затем, чтобы узнать, не выяснилось ли чего-нибудь новенького в связи с тем, о чем я вчера рассказал Берингару.