— Это ненадолго, я быстро поставлю брата Барнабаса на ноги. И послушай, дитя мое, я случайно узнал, что манор Малийли совсем рядом с нашими пастбищами. Так вот, сдается мне, ответ на интересующий нас вопрос нужно искать не здесь, а там.
— Ты так думаешь? — спросил с надеждой брат Марк, забывая о собственных тревогах.
— Да. Мелькнула у меня одна мыслишка, когда я уходил с капитула, так, предположение, но все же... Ладно, займись-ка делом. Сходи на конюшню да договорись, чтобы мне дали хорошего мула, и сложи в седельные сумы все, что я тут собрал. Мне перед отъездом еще надо заглянуть в лазарет.
Брат Рис занимал подобавшее ему по возрасту почетное место у камелька. Довольный собой, он подремывал, сгорбившись в кресле, однако вполглаза примечал все, что творилось поблизости. Старик был рад, что его пришли проведать, а когда Кадфаэль сказал, что собирается на северо-запад, к пастбищам Ридикросо, лицо его оживилось и просветлело.
— Это ведь твои родные края, брат! Поклониться от тебя пограничной земельке? Надо думать, у тебя там есть еще родня, не иначе как три поколения наберется, — произнес Кадфаэль, наклоняясь к старику.
— Да уж, не меньше, — брат Рис мечтательно улыбнулся, обнажив беззубые десны. — Если тебе доведется повстречать моего двоюродного брата Кинфрита или его брата Овейна, передай им мои благословения. О, в тех краях у меня множество родичей. Порасспроси о моей племяннице Ангарад, дочери моей сестры Мараред, младшей сестры — той, что вышла замуж за Ифора, сына Моргана. Ифор, может, уже и помер, но коли услышишь, что он жив, скажи, что я помню его, и передай ему от меня пожелание всех благ. А девчонке не худо бы самой приехать и навестить меня, тем более теперь, когда ее сын работает здесь, в городе. Я-то помню ее совсем крохой, не выше маргаритки, а уж какая хорошенькая была...
— Это та Ангарад, что пошла в услужение к Бонелу из Малийли? — спросил Кадфаэль, деликатно отвлекая старика от слишком уж давних воспоминаний.
— Жаль, конечно, но так оно и было. Эти саксы, Бонелы, давно уж там поселились. Правда, со временем к иноземцам привыкаешь, но и только. Ближе они от этого не становятся. Этот манор как заноза в земле Кинллайта. Воткнулась глубоко, да, того и гляди, обломится — может, так и случится. С саксонской-то землей Малийли только краешком граничит.
— Вот оно что, — заинтересовался Кадфаэль. — Выходит, что Малийли — валлийская земля, хоть англичане и владеют ею уже три поколения кряду.
— Валлийская, как гора Сноудон! — воскликнул Рис, в котором воспоминания разожгли огонь патриотизма. — Все соседи валлийцы, да и большинство арендаторов в маноре — тоже. Я родился как раз к западу оттуда, неподалеку от прихода Лансилин — центра округа Кинллайт. Это валлийская земля испокон веков!
Валлийская земля! И она не перестала быть валлийской, оттого что какой-то Бонел в правление Вильгельма Рыжего сумел завладеть несколькими акрами, которые с тех пор сохраняют его потомки, пользуясь покровительством графа Честерского. «И почему, — досадовал Кадфаэль, — я раньше не разузнал, где находится этот манор, из-за которого столько мороки!»
— Но раз это в округе Кинллайт, то, стало быть, на эту землю распространяется юрисдикция валлийского суда, который судит по валлийским, а не по нормандским законам?
— Конечно! Там есть старый добрый общинный суд, как и положено в Уэльсе. Эти Бонелы и сами в свое время судились, знаешь, споры насчет межи и все такое. Им-то все одно — валлийский закон, нормандский — лишь бы дело выгорело. Но наш народ предпочитает исконный обычай, когда спор решают опросом свидетелей из соседей. Да, наш закон — самый справедливый, — воодушевленно заключил брат Рис, кивая седой головой. — Только с чего это ты заговорил о судах да законах, брат, или сам собрался иск подавать? — Старик захихикал, довольный своей шуткой.
— Я-то нет, — ответил, поднимаясь, Кадфаэль, — но один мой знакомый, похоже, об этом подумывает.
Занятый своими мыслями, Кадфаэль вышел во двор, где его ослепило неожиданно яркое зимнее солнце. И, как ни странно, именно в этот миг на него наконец снизошло озарение.
Глава восьмая