Они все к Церкви привыкли, они в ней с самого рождения. Все крещеные, все в школе изучали Закон Божий. Для них Церковь всегда была родным домом. А дом – это то место, где ведешь себя более свободно и просто, нежели, например, в гостях. Для греков Церковь – это та среда, вокруг которой сохранялась нация при турках. То есть священник был представителем греческой общины в любом районе, в Церкви всегда проводились выборы, собрания населения, крещение, отпевание и все остальное. И поэтому здесь к Церкви отношение немного иное.
–
– Настоящему христианину везде нелегко. Христианину хорошо там, где его хочет видеть Бог – конкретно именно тебя. Будешь на своем месте, тогда тебе будет хорошо. А приходская жизнь в России, мне кажется, не слабее, чем в Греции.
– Да, пульс напряженности приходской жизни в России часто даже выше, чем здесь, в Греции. Но монашеская жизнь, состояние монашества в Греции лучше в силу объективных причин, о чем мы говорили ранее.
Когда главное – это Бог
–
– Конечно, такое противоречие возникает. Зачастую это совершенно противоположный образ жизни, мыслей. Если для монаха идеал – это безвестность, закрытость, уединение, личная молитва, то священник – это уже более открытый для мира человек, к нему приходит множество людей. Тут самое главное, кем ты сам себя считаешь. Я, иеромонах, в большей степени «монос» или «иеро»? О себе могу сказать, что ощущаю себя в большей степени монахом, чем священнослужителем.
Но, нельзя не упомянуть и то обстоятельство, что в Греции иеромонах – это просто такое послушание в монастыре. Монах в священном сане ничем не отличается от остальной братии, никак особенно не выделяется. В России же это зачастую некая прослойка со своим образом жизни.
– И раньше выбор был неочевиден. Например, профессор Алексей Ильич Осипов, критикуя книгу «Откровенные рассказы странника» [29] , говорит: «Она прелестна (от старославянского слова «лесть» в значении «ложь», «обман». –
Ведь монахи в монастырь приходят по разным поводам – все очень разные. Один приходит из страха Божия, другой – по любви к Богу. Третьему просто негде жить. Четвертый приходит не из-за любви к монашеству, а просто потому, что не любит семью – ему лень растить детей, строить отношения с человеком противоположного пола. Таких очень много в нынешнем поколении. С другой стороны, знаю мирян, которые шесть – девять часов в день посвящают Иисусовой молитве. Даже монахи не всегда так молятся. Поэтому я бы не стал говорить, что эти два пути принципиально отличаются.
Можно и в миру остаться жить, но и в брак не вступать, и в монастырь не уходить. Бывает так: человек живет один, подвизается, молится. А другой, например, еще находится в состоянии неопределенности – и этот период неопределенности может продолжаться до довольно зрелого возраста. Нет однозначных ответов.
–И все-таки, что самое главное в монашестве?
– Что самое главное? Бог.
Монахами становятся те, кто, как я уже говорил, любит Бога больше остальных. Не потому, что они остальных не любят, но потому, что Бога любят больше. Для них это главная цель в жизни, они хотят быть с Богом. И Господь им открыл, что для них удобен именно такой путь.