Читаем Монады полностью

Монады

1 |00662 Я вижу зимние жилища Простых российских обитателей Их скот, нехитрая их пища Снега, унынье – обязательный Почти незыблемый канон И несдвигаемый Но он Но и он Сдвигается все-таки Не скажу, что непременно в лучшую сторону Но сдвигается И жилища Обитатели Скот Пища Снега Унынье Канон Несдвигаемый Ан, движется1 |00663 Прошел еврей, как некий заяц Сокрытый На нем его звезда горит И наблюдатель говорит Незаинтересованно: А вот еврей прошел, Бог знает Куда пошел Еврей Заяц Звезда Наблюдатель Бог1 |00664 Давным-давно на перегоне Каком-то Увидел я его зимой В нацистской форме при погонах И с нездоровой синевой Лица Чем кончилось? – да под Москвой Наверное Остался лежать мертвым И перегон Зима Форма Погоны Лицо Синева Москва1 |00665 Всю ночь кричали у порога Себе на поприще врага Вызывая Качая мощные рога Но я сидел, я их не трогал В потьме сидел, как некий Будда Я знал: прйдет все, позабудут Всё Поутру И порог Поприще Враг Рога Потьма Будда Всё1 |00666 Серебристый мерседес Подлетел к обочине Некто очень озабоченный Вышел Пописать А тут из лесу обрез Высунулся и стрельнул Вот конец-то – то ли был Здесь кто То ли не был! Но ведь мерседес Некто озабоченный Обрез Конец Вот, как и не было никого1 |00667 В саду под зонтиком пьют чай Оса большая прилетает Жужжит, кого-то невзначай Вдруг в верхнюю губу кусает Губа мгновенно разрастается Он падает и начинается Для него Совсем иная жизнь Почти посмертная И сад Зонтик Чай Оса Губа Жизнь Посмертная1 |00668 Ходят, мышцами надетыми На изящные скелеты Поигрывают А потом как рухнет это Даже не понять, как этому Можно было удивляться Восхищаться Впадать в любовный экстаз И неодолимую ненависть Ведь все это – мышцы Скелет Экстаз Ненависть И прочее1 |00669 Из окна лису я вижу Она гордо так глядящая И идущая Парижем Ночью к мусорному ящику Подходит И мне думается: Ишь Вот хваленый твой Париж Весь И окно Лиса Я Париж Мусорный ящик Вот так оно все и выходит<p>Почти ничего</p>2003Предуведомление

Увы, а может, и не увы, но уже почти по завершении своего поэтического марафона, я наконец понял, ради чего же я все это пишу. А суть нехитра. Если классической интенцией классического поэта было создать некий незыблемый шедевр, переживающий всё и всех на свете и светящийся одиноко среди исчезнувшей вселенной. Как выразили в пределе подобные амбиции некоторые: стихотворение должно быть таким, что если его бросить в окно, то должно разбиться стекло. Мои же слабые амбиции простираются ровно в противоположном направлении. Стихотворение должно уничтожаться, самоиспаряться в конце. Исчезать. Должен оставаться легкий дымок воспоминания о чьем-то будто бы существовании. И снова, и снова… Посему и такое огромное их количество, как актов, подтверждающих невозможность утвердиться. Ну, естественно, они самоуничтожаются не в большей степени, чем те, вышеупомянутые, разбивают стекло.

Перейти на страницу: