Читаем Монады полностью

Данная тема уже вполне успела хорошо обсудиться и у нас. В процессе дискуссий опять объявились традиционные вековые оппоненты – приверженцы естественного и приверженцы культуры. Нынешние руссоисты, в отличие от своего оптимистического предшественника, настроены весьма апокалиптически, предполагая (и, заметим, справедливо) непобедимую власть природы, представленную, в данном случае, генами. Другие же, сторонники культуры и социума, в какой-то мере, если не в области взглядов на насилие, то на преимущественную роль и доминацию культурного и социального опыта и воспитания, совпали с нашими большевиками. Они утверждали, что уж не такие они крокодилы эти гены, что мы их победим, что вообще полной идентичности достичь невозможно. Пацаны, все нормально!

Не будем вникать, по профессиональной неподготовленности, в горизонты нынешних научных возможностей или настаивать на не такой уж невозможной перспективе производства людей и овец гораздо большей одинаковости, идентичности, чем, скажем, достигла сама природа в производстве близнецов. Что, невозможно? – Отчего же!

Лучше обратим внимание на некоторые общекультурные процессы, отнюдь не порожденные этим фактом науки, но в которые он вполне вписался и тем самым обнажил в непривычной досель наготе. Прежде всего заметим, как в совсем недавнее время деторождение было вынуто из секса-удовольствия, как теперь, видим мы, секс вынут из деторождения-производства. То есть мы, фигурально выражаясь, стерилизованы, не нужны в нашей репродуктивной способности и функции. Осталось только убрать, как фантомные боли, всякую там склонность к нежности и тетеханью маленьких существ, вполне могущих быть замененными даже и не котятами-ягнятами, а просто мягкими игрушками.

Основная же проблема, обнажающаяся этой возможностью клонирования друг-другу-подобных существ – это проблема, называемая столь труднопроизносимым русским словом «самоидентификация», то есть определения себя в своей индивидуальности, непохожести во взаимосвязи с другими индивидуальными и непохожими. На этом строится, собственно, вся культурная деятельность человека – самоутверждение и авторство. Но при биологической одинаковости и усредненном банализированном социокультурном окружении и воспитании в больших городах эта проблема снимается, отменяется. Разговор на эту тему был бы смутен и запутан, если бы сама культура на наших глазах не проиграла этот сценарий совсем другими средствами, но в достаточной полноте, на примере вполне конкретных людей, с их помощью, как эдакую пророческую драму. Вспомним хотя бы нашего бесценного Павлика Морозова. И именно в этом узком смысле я хочу обратиться к примеру «Павлика» нынешних дней, в мировом масштабе разыгрывающего если не трагедию, то неисповедимость самоидентификации. Я имею в виду, как вы уже догадались, Майкла Джексона. Не будем обсуждать качество его музыки, текстов, пения, окружающей его перформансной машинерии (что само по себе заслуживает отдельного культурологического исследования, да, наверное, уже кем-то и проведенного). Просто обратим внимание на его имидж, культурное поведение, в котором как бы уничтожаются, отменяются в их фундаментальном и незыблемом значении полюса социального и культурного самоопределения нашего времени:

1) белый – черный (он ни белый, ни черный)

2) дитя – взрослый (он ни дитя, ни взрослый)

3) мужчина – женщина (он ни мужчина, ни женщина)

4) он ни человекообразный, ни роботоподобный (т. е. и то, и другое)

5) ни запрограммированный, ни спонтанный

6) ни антропоморфный, ни зооморфный (вспомним его «Триллер»)

Он и то, и другое, и третье, и все. Он – ничто. Он просто точка пересечения всех этих осей, скользя по которым, он легко обращается то в одно, то в другое. Он просто точка переведения одного в другое. Он – пустота, в лучшем смысле этого слова, и в высшем тоже. И в этом смысле, он – конечно, наиактуальнейший персонаж современной культуры, далеко оставивший позади себя Долли.

Но наука упорна, а мир беспределен – так что решайте.

<p>Тело</p>1996Предуведомление

Сей маленький сборник посвящен большой, просто огромной, огромнейшей проблеме телесности. А маленький потому, что посвящен маленькой стороне этой проблемы. Сторону-то даже трудно и определить, то есть эта проблема и есть определение тела в пределах досягаемости самого себя своими, доступными ему способами телесной же самоидентификации. Ну, немножко, может, проблема размыта всякими там внедрениями и замутнениями все заполнившей и с трудом изгоняемой дискурсивности.

* * *

Иной полижет, полижет свое тело, а вкуса так и не почувствует – пора, видимо, еще не подступила

* * *

Иной щупает, щупает себя, во все места залезает, а никакой памяти не остается – связь между нейронами, видимо, забилась

* * *

Иной окидывает себя взглядом, а все никак не может удостовериться ни в чем – критерии, видимо, сдвинулись

* * *

Иной хочет обнюхать себя всего, а вот только вторичный запах доходит – контакты, видимо, повреждены

* * *

Иной хочет вовсе забыть, забыть себя, а все себе под руку попадается – система блокировки, видимо, не срабатывает

Перейти на страницу:

Все книги серии Пригов Д.А. Собрание сочинений в 5 томах

Монады
Монады

«Монады» – один из пяти томов «неполного собрания сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), ярчайшего представителя поэтического андеграунда 1970–1980-x и художественного лидера актуального искусства в 1990–2000-е, основоположника концептуализма в литературе, лауреата множества международных литературных премий. Не только поэт, романист, драматург, но и художник, акционист, теоретик искусства – Пригов не зря предпочитал ироническое самоопределение «деятель культуры». Охватывая творчество Пригова с середины 1970-х до его посмертно опубликованного романа «Катя китайская», том включает как уже классические тексты, так и новые публикации из оставшегося после смерти Пригова громадного архива.Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия / Стихи и поэзия
Москва
Москва

«Москва» продолжает «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), начатое томом «Монады». В томе представлена наиболее полная подборка произведений Пригова, связанных с деконструкцией советских идеологических мифов. В него входят не только знаменитые циклы, объединенные образом Милицанера, но и «Исторические и героические песни», «Культурные песни», «Элегические песни», «Москва и москвичи», «Образ Рейгана в советской литературе», десять Азбук, «Совы» (советские тексты), пьеса «Я играю на гармошке», а также «Обращения к гражданам» – листовки, которые Пригов расклеивал на улицах Москвы в 1986—87 годах (и за которые он был арестован). Наряду с известными произведениями в том включены ранее не публиковавшиеся циклы, в том числе ранние (доконцептуалистские) стихотворения Пригова и целый ряд текстов, объединенных сюжетом прорастания стихов сквозь прозу жизни и прозы сквозь стихотворную ткань. Завершает том мемуарно-фантасмагорический роман «Живите в Москве».Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Монстры
Монстры

«Монстры» продолжают «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007). В этот том включены произведения Пригова, представляющие его оригинальный «теологический проект». Теология Пригова, в равной мере пародийно-комическая и серьезная, предполагает процесс обретения универсального равновесия путем упразднения различий между трансцендентным и повседневным, божественным и дьявольским, человеческим и звериным. Центральной категорией в этом проекте стала категория чудовищного, возникающая в результате совмещения метафизически противоположных состояний. Воплощенная в мотиве монстра, эта тема объединяет различные направления приговских художественно-философских экспериментов: от поэтических изысканий в области «новой антропологии» до «апофатической катафатики» (приговской версии негативного богословия), от размышлений о метафизике творчества до описания монстров истории и властной идеологии, от «Тараканомахии», квазиэпического описания домашней войны с тараканами, до самого крупного и самого сложного прозаического произведения Пригова – романа «Ренат и Дракон». Как и другие тома собрания, «Монстры» включают не только известные читателю, но не публиковавшиеся ранее произведения Пригова, сохранившиеся в домашнем архиве. Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Места
Места

Том «Места» продолжает серию публикаций из обширного наследия Д. А. Пригова, начатую томами «Монады», «Москва» и «Монстры». Сюда вошли произведения, в которых на первый план выходит диалектика «своего» и «чужого», локального и универсального, касающаяся различных культурных языков, пространств и форм. Ряд текстов относится к определенным культурным локусам, сложившимся в творчестве Пригова: московское Беляево, Лондон, «Запад», «Восток», пространство сновидений… Большой раздел составляют поэтические и прозаические концептуализации России и русского. В раздел «Территория языка» вошли образцы приговских экспериментов с поэтической формой. «Пушкинские места» представляют работу Пригова с пушкинским мифом, включая, в том числе, фрагменты из его «ремейка» «Евгения Онегина». В книге также наиболее полно представлена драматургия автора (раздел «Пространство сцены»), а завершает ее путевой роман «Только моя Япония». Некоторые тексты воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Современная поэзия

Похожие книги

Партизан
Партизан

Книги, фильмы и Интернет в настоящее время просто завалены «злобными орками из НКВД» и еще более злобными представителями ГэПэУ, которые без суда и следствия убивают курсантов учебки прямо на глазах у всей учебной роты, в которой готовят будущих минеров. И им за это ничего не бывает! Современные писатели напрочь забывают о той роли, которую сыграли в той войне эти структуры. В том числе для создания на оккупированной территории целых партизанских районов и областей, что в итоге очень помогло Красной армии и в обороне страны, и в ходе наступления на Берлин. Главный герой этой книги – старшина-пограничник и «в подсознании» у него замаскировался спецназовец-афганец, с высшим военным образованием, с разведывательным факультетом Академии Генштаба. Совершенно непростой товарищ, с богатым опытом боевых действий. Другие там особо не нужны, наши родители и сами справились с коричневой чумой. А вот помочь знаниями не мешало бы. Они ведь пришли в армию и в промышленность «от сохи», но превратили ее в ядерную державу. Так что, знакомьтесь: «злобный орк из НКВД» сорвался с цепи в Белоруссии!

Алексей Владимирович Соколов , Виктор Сергеевич Мишин , Комбат Мв Найтов , Комбат Найтов , Константин Георгиевич Калбазов

Фантастика / Детективы / Поэзия / Попаданцы / Боевики