Колонна растянулась почти на милю. Шкиперы и кормчие с проклятиями сгоняли людей плотнее, ставили на фланги лучников и загоняли повозки в середку.
– Ничего они вам не сделают! – без устали орал Бранд. – У них охотничьи луки! Кричите и колотите в щиты, они обмочатся и бросятся наутек! Всех, кого ранят в ногу, – на вьючных лошадей! Скиньте лишнее в повозки, если понадобится. Но только не останавливайтесь!
Вскоре англичане сообразили, что делать. Враги были тяжело нагружены и укутаны, они не знали местности. Зато керлам было знакомо каждое дерево, все кусты, тропинки и лужи. Они могли раздеться до рубах и портков, выскочить налегке, ударить и скрыться в мгновение ока. Ни один викинг не погонится за ними во тьме дальше чем на дюжину шагов.
Спустя немного времени какой-то деревенский вожак собрал и выстроил отряд, который все рос. Сорок или пятьдесят керлов атаковали западный фланг колонны, свалили несколько человек дубинами и тесаками и поволокли прочь, как волки добычу. Взбешенные викинги пустились в погоню, воздев щиты и потрясая топорами. Когда же они, никого не поймав и рыча от бессильной ярости, вернулись назад, их взорам предстали опрокинутые повозки, фургоны с содранными навесами и перебитый на месте скот; о раненых больше думать не приходилось, и снег уже заметал кровавые следы.
Бранд носился вдоль колонны взад и вперед, смахивая на ледового тролля. Он обратился к Шефу, сопровождавшему его:
– Эти гады уверены, что теперь нам конец. Но я проучу их, когда рассветет, пусть даже это будет последним, что я сделаю в жизни.
Шеф уставился на него, смаргивая снежинки.
– Нет, – возразил он. – Ты думаешь, как карл, карл Великой армии. Но армии больше нет. Поэтому мы должны перестать думать, как карлы. Вместо этого мы должны думать, как прикажу я, служитель Одина, Повелителя Битв.
– И что же ты прикажешь, недоросль, не видевший ни одной битвы?
– Созови шкиперов – всех, до кого докричишься. – Шеф принялся быстро чертить на снегу. – Прежде чем пошел снег, мы миновали Эскрик. Вот он. Сейчас мы должны находиться примерно в миле от Риккалла.
Понятливые кивки. Благодаря фуражировке викинги хорошо изучили окрестности Йорка.
– Мне нужна сотня крепких и расторопных, еще не уставших ребят, чтобы сделать рывок и захватить Риккалл. Кого-то взять в плен – пригодятся, всех остальных – выдворить. Заночуем там. Селение небольшое, пятьдесят хижин и церквушка-мазанка. Но если потесниться, то поместятся многие. Еще одна длинная сотня должна разбиться на четыре отряда, которые будут патрулировать вокруг. Англичане не сунутся, если хотя бы заподозрят, что получат отпор. Без плащей им придется бегать, чтобы не замерзнуть. Всем остальным – продолжать путь и охранять повозки. Когда доберемся до Риккалла, перекройте ими все бреши между хижинами, чтобы получилось кольцо. Мы сами и скот разместимся внутри, разведем костры и наскоро соорудим навесы. Бранд, отбери людей, и пусть все пошевеливаются.
Два часа пролетели в трудах, и вот Шеф сидит в доме риккалльского тана, глядя на седовласого англичанина. Дом битком набит викингами: кто растянулся на скамьях и лежанках, кто устроился на корточках, и вся эта масса исходит паром по мере того, как сохнут промокшие спины.
Подчиняясь приказу, никто не обращал внимания на происходящее.
На грубом столе между двумя мужчинами стоял кожаный сосуд с пивом. Шеф отхлебнул, изучая человека напротив, который продолжал держаться настороже. На шее у него был железный ошейник.
Шеф придвинул к нему сосуд:
– Ты видел, как я пил, яда нет. Давай выпей. Желай я причинить тебе вред, нашел бы способ попроще.
Трэлл вытаращился, услышав беглую английскую речь. Он взял посудину и от души приложился.
– Кому ты платишь оброк?
Собеседник допил и лишь тогда произнес:
– Тану Эдноту, он погиб в бою. Король Элла выделил ему много земли. Остальное принадлежит черным монахам.
– А на Михайлов день платил? Если нет, то надеюсь, что ты припрятал деньги. Монахи сурово обходятся с неплательщиками.
Лицо собеседника исказилось от страха при словах о монашьем возмездии.
– Коли ты носишь ошейник, то знаешь, как поступают монахи с беглыми. Хунд, покажи ему шею.
Хунд молча снял амулет Идун и отвел ворот рубахи, продемонстрировав рубцы и мозоли от многолетнего ношения ошейника.
– Здесь были беглые – кто-нибудь рассказал тебе про эту вещь? – Шеф качнул амулет и вернул его Хунду. – Или про эти? – Он указал на Торвина, Вестмунда, Фармана и других жрецов, столпившихся рядом. Повинуясь знаку, они безмолвно показали свои. – Если да, то тебе говорили, наверное, что таким людям можно доверять.
Раб потупился, трепеща:
– Я добрый христианин. Я ничего не знаю о языческих поделках…
– Я говорю о доверии, а не о христианах с язычниками.
– Вы, викинги, берете себе рабов, а не даете им волю.
Шеф подался вперед и постучал по железному ошейнику: