Когда войско начало отход от стен Йорка, с безветренного неба снялись первые хлопья снега. Уходила не Великая армия. Она перестала существовать. Часть некогда грозной силы отказалась подчиняться Рагнарссонам и больше не собиралась жить с ними в мире – двадцать длинных сотен душ, две тысячи четыреста по римскому исчислению. С ними был обоз из вьючных коней и мулов да пятьдесят повозок с тяжелым грузом награбленного добра: железо и бронза, кузнецкие инструменты и точильные камни, а также сундуки, набитые дрянной монетой, и жалкая кучка чистого серебра, доставшаяся после раздела. Обременяли войско раненые, мешавшие как быстрому пешему маршу, так и езде на лошадях.
С городских стен за ними наблюдали оставшиеся воины. Молодые и дикие улюлюкали, насмехались и даже выпустили несколько стрел вдогонку, постаравшись, впрочем, никого не задеть. Но их гонор утонул в молчании уходившей колонны и их собственных вожаков на стене. Они поплотнее запахнулись в плащи и стали смотреть на низкое хмурое небо и подмороженную траву на склонах холмов, радуясь тому, что сами имеют кров, дрова, ставни на окнах и прочные стены, не пропускающие сквозняков.
– До рассвета снег повалит вовсю, – буркнул Бранд, шагавший в хвосте колонны, где было опасно, пока они не ушли далеко за пределы досягаемости Рагнарссонов.
– Вы же норманны, – отозвался Шеф. – Я думал, вам снег нипочем.
– Это когда мороз, – сказал Бранд. – А если сначала снег, а после оттепель, как бывает в здешних краях, то нам придется топать по грязи. Люди выматываются, животина тоже устает, и повозки еле тащатся. И еще нужно больше есть, коли шагаешь в таких условиях. Знаешь, за сколько времени стадо съедает свой вес? Но мы должны оторваться от тех, что остались. Мало ли что им взбредет на ум.
– Куда идем? – спросил Шеф.
– Не знаю. Да и кто ведет это войско? Все считают, что ты.
Шеф опешил и ничего не ответил.
Когда последние навьюченные люди и кони скрылись из виду среди развалин внешнего Йорка, стоявшие на стене Рагнарссоны переглянулись.
– Попутного ветра, – сказал Убби. – Меньше ртов, меньше загребущих рук. В конце концов, что такое несколько сот радетелей Пути? Белоручки, слюнтяи…
– Никто и никогда не называл Вига-Бранда белоручкой, – возразил Хальвдан, который после хольмганга не спешил присоединиться к нападкам братьев на Шефа и его сторонников. – И далеко не все они радетели Пути.
– Не важно, кто они по своей сущности, – процедил Сигурд. – Достаточно знать, что теперь это наши враги. Но сейчас мы не можем с ними сразиться. Необходимо удержать…
Он указал большим пальцем через плечо на кучку людей, стоявших в нескольких ярдах, – архиепископа Вульфхера в окружении бенедиктинцев, среди которых выделялся костлявый и бледный архидиакон Эркенберт, ныне начальник монетного двора.
Ивар вдруг рассмеялся. Братья встревоженно посмотрели на него.
– Нам незачем драться с ушедшими, – произнес он. – С ними шагает их собственная беда.
Хмурился и Вульфхер, провожая взглядом колонну.
– Хищников поубавилось, – сказал он. – Уйди они раньше, нам, может быть, и не пришлось бы договариваться с остальными. Но те уже хозяйничают здесь.
Он воспользовался латынью, чтобы не подслушали вражьи уши.
– Покуда у них раздоры, мы должны быть мудры, как змеи, и кротки, как горлицы, – ответил на том же языке Эркенберт. – Мы одолеем и тех, кто вошел к нам, и тех, кто теперь за воротами. С первыми все ясно. Их стало меньше, и с ними снова можно сразиться. Нет, не в Нортумбрии, и с помощью королей юга – Бургреда Мерсийского и Этельреда Уэссекского. Поэтому мы и отослали на юг искалеченного тана Восточной Англии, подвесив его между двумя лошадьми. Он объяснит сонным южным королям, кто такие викинги, и пробудит воинский дух.
– Но что же ты сделаешь с ушедшими, Эркенберт? На дворе глухая зима.
Маленький архидиакон улыбнулся:
– Для зимнего марша надобно пропитание, и северные варвары пойдут на грабеж. Так у них заведено. Но тогда восстанут даже керлы, потому что до весны далеко, а каждый кусок будет отобран у их детей. Я позаботился, чтобы весть о приближении орды опережала ее.
Столкновения начались с приходом короткого зимнего дня. Сначала это были мелкие стычки: одиночный керл вдруг выглянет из-за дерева и бросит камень или пошлет стрелу и тут же даст деру, не потрудившись проверить, угодил ли в цель. Потом явился небольшой отряд. Викинги отстегнули луки, у кого они были, стараясь не намочить тетиву, и повели ответную стрельбу. Те, что без луков, прикрылись щитами. Стрелы отскакивали, а воины выкрикивали оскорбления и вызывали противника на честный бой. Затем один, осерчав, метнул копье в фигуру, подобравшуюся слишком близко, промахнулся и с бранью сошел с дороги, чтобы подобрать оружие. Его тут же скрыла метель. Когда прояснилось, товарищи этого воина с трудом остановили колонну, и отряд из тридцати угрюмых норманнов, пригибаясь навстречу ветру, пошел на поиски. Едва эти люди приковыляли назад с уже раздетым и изувеченным телом, как позади них снова засвистели стрелы, вылетая из вечерних сумерек.