– Дарую милость на выбор тому, кто скажет, какой в этом смысл.
Раб неуверенно выпрямился, понимая, что все взоры обращены на него:
– Одну милость, господин? Можно выбрать?
Ивар кивнул.
– Господин, по-английски «угорь» произносится как «ил». По-моему, речь идет о месте. Это Или, и до него всего несколько миль по Узу. Остров Угрей. Наверное, это значит, что он – то бишь Шиф – будет ждать тебя там.
– Потому что я каплун? – спросил Ивар.
Раб судорожно сглотнул:
– Ты обещал милость, господин, любому, кто скажет. Я выбираю свободу.
– Можешь идти, – сказал Ивар, отступив от корабельной банки.
Раб снова сглотнул и оглядел бесстрастные бородатые лица. Он медленно шагнул вперед. Никто не удержал его, и он, обретя уверенность, подскочил к борту и перепрыгнул сперва на весло, а потом на речной берег – и поскакал, как жаба, к ближайшему укрытию.
– Восемь, девять, десять, – сказал себе Ивар.
В руке у него была сулица с серебряным наконечником. Он замахнулся и сделал два шага вдоль борта. Листовидное острие швырнуло раба вперед, вонзившись аккурат между плечами и шеей.
– Кто-нибудь еще хочет назвать меня каплуном? – осведомился Ивар, обращаясь ко всем.
«Кое-кто уже назвал», – подумал Дольгфинн.
Позднее вечером, когда викинги осторожно пришвартовались на две мили севернее того места, откуда им бросили вызов, несколько старейших шкиперов завели тихий, очень тихий разговор вокруг костра в немалом отдалении от палатки Ивара.
– Его называют Бескостным, потому что он не может овладеть женщиной, – сказал один.
– Да может, – возразил другой. – У него есть сыновья и дочери.
– Это при том условии, что сперва он проделает странные вещи. Немногие женщины остаются в живых. Они говорят…
– Нет, – вмешался третий, – молчи. Я скажу тебе, почему он Бескостный. Ивар похож на ветер, который налетает откуда угодно. Сейчас он может быть прямо за нами.
– Все не так, – сказал Дольгфинн. – Я не иду Путем, но у меня есть друзья, которые идут. И были друзья, которые шли. Вот что они говорят, и я им верю. Он бейнлаусс, как пить дать. Но это означает не «бескостный». – Дольгфинн помахал обглоданным ребром, чтобы показать, какое из двух значений этого норвежского слова он имел в виду. – Это в смысле «безногий». – Он похлопал себя по бедру.
– Но у него же есть ноги, – усомнился один слушатель.
– На этой стороне – есть. Те идущие Путем, что видели его в Иномирье, говорят, что там он пресмыкается на брюхе в обличье огромного змея, дракона. У него не одна шкура. И вот поэтому его не убить обычной сталью. Понадобится что-то посерьезнее.
Шеф на пробу согнул металлическую полоску, имевшую два фута в длину и два дюйма в ширину, которую принес коротышка-вольноотпущенник Удд. На руках вздулись мышцы, имевшие достаточно силы, чтобы разомкнуть железный ошейник раба. Упругая сталь подалась на дюйм-другой, затем спружинила и распрямилась.
– На камнеметалках работает отлично, – сообщил Озви, стоявший в кругу катапультистов и с интересом следивший за его опытами.
– Я прикидываю, сгодится ли она для чего-нибудь еще, – проговорил Шеф. – Может, для лука?
Он снова согнул полоску, теперь о колено, и попытался навалиться всем весом. Металл уступил только пару дюймов. Слишком прочная вещь для лука. Или для человеческих рук? Но на многое ли способны голые руки! Катапульты мощнее людей. И тяжести бывают неподъемные – например, корабельная рея. Шеф еще раз взвесил полоску на руке. В этом металле скрывалось решение задачи: объединить новое знание, которого искал Путь, со старым, которое продолжает обретать Шеф. Но сейчас не время ломать над этим голову.
– Сколько ты их изготовил, Удд?
– Штук двадцать. Это после того, как ими оснастили катапульты.
– Останешься завтра в кузнице. Сделай еще. Возьми людей и железа, сколько понадобится. Мне нужно сто полос или даже двести – как можно больше.
– Значит, мы и в бою не побываем?! – вскричал Озви. – Ни разу не выстрелим из «Выкоси поле»?
– Хорошо, пусть Удд выберет по одному помощнику из каждого расчета. Остальные будут сражаться.
«Если сражение состоится, – подумал Шеф. – Но мой замысел не таков. Нам ни в коем случае нельзя ввязываться в битву. Если Англия – шахматная доска богов, а мы – фигуры в игре, то для победы я должен убрать несколько штук. Как бы это ни выглядело со стороны».