Молот и крест

Он вернулся к Вульфгару, который лежал, осиянный лунным лучом, с выпученными глазами и смотрел вверх с непонятным выражением на лице. Был ли там ужас? Неверие? Может быть, раскаяние? Откуда-то прилетело воспоминание: Шеф, Годива и Альфгар, совсем еще крохи, захвачены какой-то игрой – вроде бы в «драчунов», где надо биться на стеблях лопуха. Проигрывал тот, у кого первого оставался голый черенок. А Вульфгар наблюдал, смеялся и принимал участие сам. Он сделался хеймнаром не по своей вине. Он не отрекся от матери Шефа, хотя и мог.

Он смотрел, как его сын до полусмерти избивал его же дочь. Медленно, чтобы Вульфгар видел каждое движение, Шеф вынул из кошеля позаимствованный серебряный молот, дохнул на него, потер о рубаху. Затем положил Вульфгару на грудь.

Молот Тора.

Двое бесшумно выскользнули из спальни и устремились во тьму, на приглушенное позвякивание лопат. Внезапно Шеф сообразил, что не подумал об одном обстоятельстве. Благородная особа, выросшая в неге и роскоши, могла покинуть лагерь только одним путем. Квикка и его бригада уйдут беспрепятственно, хранимые откровенно позорным характером своего задания, а также их ростом и поступью – безошибочными признаками урожденных рабов. Сам он может снова вооружиться щитом и копьем и присоединиться к их шествию, громко жалуясь, что не пристало благородному тану присматривать за рабами, чтобы не воровали и не бездельничали. Другое дело – Годива. Ей придется забраться в телегу, где уже лежат покойник и двадцать ведер людских экскрементов.

Он уже собрался объяснить необходимость этого, повиниться и посулить светлое будущее, но она обогнала его.

– Отворяй, – бросила Годива Квикке, после чего взялась за измазанный край телеги и нырнула в тошнотворную темноту. – Теперь поезжай, – донесся ее голос. – Здесь пахнет свежестью по сравнению с двором короля Бургреда.

Телега медленно заскрипела, покатив через двор, и Шеф с копьем наперевес поспешил вперед.

Глава 6

Шеф оглядел шеренгу лиц, на которых были написаны враждебность и осуждение.

– Долго же тебя не было, – буркнул Альфред.

– Надеюсь, она того стоила, – сказал Бранд, изумленно глядя на измученную и жалкую Годиву, которая подъехала вслед за Шефом на лошади.

– Такой поступок недостоин предводителя воинов, – подал голос Торвин. – Ты бросил войско, зажатое с двух сторон, и уехал по какому-то личному делу. Я знаю, что в свое время ты и пришел к нам, чтобы спасти девушку, но отлучиться сейчас… Разве не могла она подождать?

– Она уже прождала слишком долго, – отрезал Шеф.

Он соскочил с коня и поморщился от боли в бедрах. Позади остались сутки езды. Утешало то, что, даже если бы Бургред мчался во весь опор, подгоняемый бешенством Вульфгара и епископов, он все равно сейчас находился бы в двух днях пути от лагеря Шефа.

Шеф повернулся к бригаде Квикки.

– Разойтись по местам, – скомандовал он. – И помните, что мы сделали великое дело. Со временем поймете: оно было куда важнее, чем кажется нынче. Я не забуду вознаградить вас всех.

Когда помощники затрусили прочь вместе с Хундом, Шеф снова обратился к своим советникам.

– Теперь, – сказал он, – нам известно, где находится Бургред. Он доберется до нас за два дня, если поторопится. Мы можем рассчитывать, что он достигнет границы лагеря на вторую ночь, считая от нынешней.

– Но где же Ивар?

– С ним хуже, – коротко ответил Бранд. – Два дня назад он привел в устье Уза сорок кораблей. Это норфолкский Уз, конечно, а не йоркширский. Там Бескостный мигом напал на Линн. Жители пытались сопротивляться. Ивар за несколько минут снес палисад и прошелся по городу огнем и мечом. Никто не выжил, чтобы рассказать, но догадаться, как все было, нетрудно.

– Устье Уза, – пробормотал Шеф. – В двадцати милях отсюда. Примерно столько же и до Бургреда.

Не дожидаясь приказа, отец Бонифаций расстелил огромную карту Норфолка и его окрестностей, которую составил Шеф. Тот склонился над ней, бегая взглядом и прикидывая.

– Нам нужно сделать вот что… – начал он.

– Прежде чем что-то делать, – перебил его Бранд, – необходимо обсудить, достоин ли ты нашего доверия как ярл!

Шеф надолго впился в него взором – одним глазом против двух. Наконец Бранд потупился.

– Ладно, ладно, – проворчал он. – Ясно, ты что-то задумал и когда-нибудь удосужишься поделиться с нами.

– Пока же, – вставил Альфред, – будет простой учтивостью подумать о леди, коль скоро ты пустился ради нее на такие ухищрения. Нельзя же бросить ее, чтобы так и стояла возле палаток.

Шеф снова оглядел враждебные лица и сосредоточился на Годиве, глаза которой опять наполнились слезами.

«Нет времени на эту чепуху! – возопил внутренний голос. – Убеждать людей, нянчиться с ними. Прикидываться, будто они важные птицы. Все они колесики в машине, и я не лучше! Но если они поймут это, то, не ровен час, не захотят и вращаться».

– Прости, – сказал он. – Прости меня, Годива. Я так уверился в нашем спасении, что задумался о посторонних вещах. Позволь представить тебе моих друзей…