Христиан закрыл шкаф и подошел к лежавшей на полу одежде заключенного. Он начал быстро расстегивать китель, но шум снаружи становился все громче, и беспорядочные крики слышались уже в коридоре. Он сообразил, что не хватит времени, торопливо натянул штаны заключенного поверх своих и с трудом влез в куртку, застегнув ее до самого верха. Потом посмотрел в зеркало на дверце шкафа. Форма нигде не выглядывала. Он быстро обвел глазами комнату, ища, куда бы спрятать автомат, потом нагнулся и забросил его под кушетку. Пусть пока полежит там. У него еще оставался кинжал в чехле, спрятанный под полосатой курткой. Куртка сильно пропахла хлором и потом.
Христиан подошел к окну. Новые группы заключенных, разбив двери бараков, растеклись по площади и кишели внизу. Они все еще продолжали отыскивать охранников и убивали их на месте. Выстрелы были слышны и по другую сторону административного корпуса. В ста метрах от здания группа заключенных пыталась выбить двойную дверь похожего на сарай строения. Дверь рухнула, и множество заключенных хлынуло в сарай. Они выходили оттуда, жуя сырой картофель и муку, покрывшую их руки и лица белой пудрой. Христиан видел, как один из заключенных, детина огромного роста, склонился над зажатым между коленями охранником и душил его. Внезапно он бросил еще живого охранника и стал пробиваться в склад. Христиан видел, как через минуту он вышел оттуда с полными руками картофеля.
Христиан выбил ногой стекло и, не колеблясь, вылез наружу. Он повис, держась руками за подоконник, и тут же спрыгнул вниз. Он упал на колени, но сразу вскочил. Вокруг были сотни людей, одетых как он, стояла невообразимая вонь и шум.
Христиан обогнул угол дома и направился к воротам. Изможденный человек с пустой глазницей стоял, прислонившись к стене. Он тяжелым взглядом посмотрел на Христиана и последовал за ним. Христиан был уверен, что этот человек заподозрил его, и постарался ускорить шаг, не привлекая к себе внимания. Но толпа перед административным корпусом была очень плотная, и одноглазый неотступно следовал за Христианом.
Охранники, находившиеся в здании, уже сдались и парами выходили на улицу. Освобожденные узники странно притихли, глядя на своих бывших тюремщиков. Потом высокий лысый мужчина вытащил ржавый карманный нож. Он сказал что-то по-польски, сгреб ближайшего охранника и принялся пилить ему горло. Нож был тупой, и ему пришлось долго возиться. Охранник, которого убивали, не боролся и не кричал. Казалось, муки и смерть были здесь настолько обычным явлением, что даже жертвы, кто бы они ни были, считали это вполне естественным. Тщетность мольбы о милосердии давно уже стала здесь настолько очевидной, что никто теперь не пытался попусту тратить силы. Пойманный в капкан охранник, мужчина лет сорока пяти, с внешностью конторщика, только плотно прижался к своему убийце и изумленно глядел ему в глаза — их лица почти соприкасались, — пока, наконец, ржавый нож не вошел в вену, и тогда он тихо сполз на траву.
Это послужило сигналом для всеобщей экзекуции. Поскольку не хватало оружия, многие охранники были затоптаны насмерть. Христиан смотрел, не смея изобразить на лице какое-либо чувство, не смея вырваться из толпы, потому что одноглазый все время стоял сзади, прижавшись к его спине.
— Ты… — сказал одноглазый. Христиан почувствовал, как его рука ухватилась за куртку, прощупывая под ней ткань кителя. — Я хочу поговорить с…
Христиан внезапно подался вперед. Престарелый комендант стоял, прислонившись к стене, около входной двери — заключенные еще до него не добрались. Он стоял, слабо жестикулируя руками, как бы пытаясь вызвать к себе сострадание. Окружавшие его худые, изможденные люди были так изнурены, что не имели силы убить его. Христиан проскользнул через кольцо людей и схватил коменданта за горло.
— О боже! — закричал комендант очень громко. Этот возглас прозвучал необычно, потому что все остальные умирали так тихо.
Христиан достал нож. Прижав одной рукой коменданта к стене, он перерезал ему горло. Старик издал какой-то клокочущий звук и завизжал. Христиан вытер руки о его китель и отпустил его. Старик упал на землю. Христиан обернулся — посмотреть, не следит ли за ним одноглазый. Но тот уже ушел, удовлетворенный.
Христиан облегченно вздохнул и, все еще держа в руке нож, прошел через вестибюль административного корпуса и поднялся в кабинет коменданта. На лестнице валялись трупы, а освобожденные узники повсюду переворачивали столы и разбрасывали бумаги.
В кабинете коменданта было три-четыре человека. Дверь шкафа была открыта. Полураздетый человек, убитый Христианом, все еще лежал там в прежней позе. Заключенные по очереди пили коньяк из графина, стоявшего на столе коменданта. Когда графин опустел, один из них швырнул его в висевшую на стене яркую голубую картину, изображавшую Альпы зимой.
Никто не обращал внимания на Христиана. Он нагнулся и достал из-под кушетки свой автомат.