Молодые львы

С неожиданной для его довольно тучной и рыхлой комплекции быстротой лейтенант прыгнул вперед и ударил француза кулаком в зубы.

— Мой дорогой друг, — сказал он, — ты будешь говорить только тогда, когда тебя спросят. — Он стоял перед совсем обалдевшим французом, который, шевеля губами, старался слизнуть капельки крови, сочившейся из разбитого рта. — Итак, — сказал лейтенант по-французски, — установлено, что вчера во второй половине дня на берегу моря, в шести километрах от этой деревни, ты перерезал горло немецкому солдату.

— Позвольте, — начал было ошеломленный француз.

— Нам остается теперь услышать от тебя одну единственную деталь… — Тут лейтенант сделал паузу. — Имя человека, который был вместе с тобой.

— Позвольте, — возразил француз. — Я могу доказать, что после обеда я вообще не отлучался из деревни.

— Ода, — любезно согласился лейтенант, — ты можешь доказать все, что угодно, и собрать сотню подписей в течение одного часа, но нас это не интересует.

— Прошу вас…

— Нас интересует только одно, — сказал лейтенант. — Имя человека, который был вместе с тобой, когда ты слез с велосипеда, чтобы убить беспомощного немецкого солдата.

— Позвольте, — убеждал француз, — у меня нет никакого велосипеда.

Лейтенант кивнул эсэсовцу. Солдат не очень крепко привязал француза к одному из стульев.

— Мы действуем очень просто, — сказал лейтенант. — Я обещал унтер-офицеру, что он вернется в свою роту к обеду, и я намерен сдержать свое слово. Могу лишь пообещать тебе, что если ты сейчас же не ответишь, то скоро пожалеешь об этом. Итак…

— У меня даже нет велосипеда, — невнятно пробормотал француз.

Лейтенант подошел к письменному столу и выдвинул один из ящиков. Достав оттуда клещи, он пощелкал ими, медленно направился к французу и стал у него за спиной. Он быстро наклонился и схватил своей рукой правую руку француза. Затем очень ловко и небрежно, резким профессиональным движением он вырвал ноготь из большого пальца человека.

Раздался крик, какого Христиан не слыхал никогда в жизни.

— Как я тебе говорил, — сказал лейтенант, стоя за спиной француза, — я действую очень просто. Нам предстоит вести долгую войну, и я не склонен зря тратить время.

— Послушайте… — простонал француз.

Лейтенант снова нагнулся над ним, и снова раздался крик. На лице лейтенанта было спокойное, почти скучающее выражение, как будто он стоял у машины на фабрике кожаных изделий в своем Регенсбурге.

Француз упал вперед на веревки, которыми он был привязан к стулу, однако сознания не потерял.

— Это самая обычная процедура, мой друг. — Лейтенант вышел из-за спинки стула и остановился перед французом. — Это я сделал лишь затем, чтобы ты убедился, как серьезно мы смотрим на это дело. Ну, а теперь будь настолько любезен и назови мне имя своего друга.

— Я не знаю, я не знаю, — простонал француз. По его лицу градом катился пот, и оно не выражало ничего, кроме боли.

Наблюдая все это, Христиан чувствовал легкую слабость и головокружение, а крики казались совершенно невыносимыми в этой небольшой пустой комнате с карикатурой голого, похожего на свинью Уинстона Черчилля на стене.

— Я сейчас сделаю с тобой такое, чего ты и представить себе не можешь, — говорил лейтенант, повысив голос, словно муки воздвигли в сознании француза глухую стену, через которую с трудом проникали звуки. — Я говорил тебе, что я прямой человек, и я докажу тебе это. У меня не хватает терпения для долгих допросов. Я перехожу от одной меры к другой очень быстро. Можешь мне не верить, как я уже сказал, но, если ты не назовешь имя человека, который был с тобой, я вырву у тебя правый глаз. Сейчас же, мой друг, сию же минуту, в этой самой комнате, своими собственными руками.

Француз инстинктивно закрыл глаза, и из его потрескавшихся губ вырвался низкий глубокий вздох.

— Нет, — прошептал он. — Это ужасная ошибка. Я не знаю. — Затем, с логикой помешанного, он снова повторил: — У меня даже нет велосипеда.

— Унтер-офицер, — обратился лейтенант к Христиану, — вам нет необходимости здесь оставаться.

— Благодарю вас, лейтенант, — отозвался Христиан. Голос его дрожал. Он вышел в коридор, тщательно закрыл за собой дверь и прислонился к стене. У двери с безразличным видом стоял эсэсовец с винтовкой в руке.

Через тридцать секунд раздался крик, от которого у Христиана сжалось горло; этот крик, казалось, проникал в самые легкие. Он закрыл глаза и прижался затылком к стене.

Он знал, что подобные вещи бывают, но ему казалось невозможным, чтобы это могло случиться здесь, в солнечный день, в невзрачной пыльной комнате, в захудалой деревушке, прямо напротив бакалейной лавочки, в окнах которой висели связки сосисок, в комнате, где висит карикатура жирного человека с румяными голыми ягодицами…

Через некоторое время дверь отворилась, и на пороге появился лейтенант. Он улыбался.

— Подействовало, — сказал он. — Прямой путь — наилучший путь. Подожди здесь, — сказал он Христиану. — Я скоро вернусь. — С этими словами он исчез за дверью другой комнаты.