Он искал самых простых слов для выражения очень сложных понятий, и не находил. Но тут как бы в подмогу ему послышалась песня, — вначале еще далекая, неясная. Алеша насторожился, прислушиваясь, машинально пробормотал: «Думаешь, приеду в чужие края, и тут же остыну?.. Одумаюсь!», а песня звучала все отчетливее, набирала все большей силы. Теперь уже ясно было, что поют во Дворце за закрытыми окнами. Несложный припев ее с каждым разом подхватывало все больше голосов:
— Что это? — спрашивал Алеша, но движением руки умолял Наташу ничего не говорить, а то он не уловит всех слов и не запомнит их.
В этой новой, должно быть, только что рожденной песне он внезапно нашел то самое, что искал, — те чувства и мысли, которыми так страстно хотел поделиться в эту минуту с Наташей. В куплетах песни, кроме открытых слов, что пели невидимые голоса, таилось еще много других, скрытых, но с волнением угадываемых: молодежь, вперед!.. Всегда вперед, только вперед по ленинской дороге… Дальше — не теряя ни минуты!.. Дальше — на самые трудные участки!.. Дальше — в шестую пятилетку, в Сибирь, на Дальний Восток, на Крайний Север!
— Слышишь? — спрашивал Алеша. — Слышишь, Наташа? Это из самого сердца идет… Вот!.. И нынче, как всегда, молодежь зовут туда, где всего труднее, и мы идем… Сотни тысяч нас идут!..
Хор молодежи из Дворца еще раз, — в последний раз, — грянул припевом, и Алеша, стоя возле царь-колокола, размахивая обеими руками, торжественно и гордо присоединился к невидимым товарищам:
3. Прощальный вечер
— Петя, валенки!
Было очень жарко. Поэтому от самого слова «валенки» в комнате как будто еще больше сгустилась духота. Александра Семеновна, на коленях хлопотавшая возле большой, на сундук похожей плетеной корзины, глубоко вздохнула.
— Ох, боже ты мой, — пожаловалась она мужу, вошедшему с новенькими чесанками в руках, — по радио говорили — такой жарищи семьдесят лет не было.
— Да, Саша, да, очень жарко нынче.
— Давай сюда валенки.
— На! Превосходные валенки. Где ты их достала?
В корзину уже уложены были все отобранные Алешей книги, зимнее с каракулевым воротником пальто, теплые шерстяные вещи, а также чашки, блюдца, тарелки мелкие и глубокие, фаянсовый чайник, молочница, полоскательница… Посуда была тщательно укутана в газетную бумагу и рассована среди предметов одежды. Уложив сюда и валенки, Александра Семеновна стала вслух припоминать, что находится в корзине, слой за слоем, от дна до поверхности. Сидя на полу, она вспоминала и постепенно загибала пальцы на руке. А Петр Степанович, всегда такой солидный, как и подобает старшему мастеру крупнейшего в стране автомобильного завода, внимательно следил, как сгибались ее пальцы сначала на левой руке, потом на правой, потом опять на левой…
Когда она, размышляя вслух, сказала, что одной пары варежек на первую зиму будет Алеше вполне достаточно, он подтвердил: «Безусловно!» — и привел тому весьма убедительное доказательство: «У них там варежки казенные будут. Прозодежда». Но она заколебалась, пробормотала что-то относительно горе-снабженцев и что лучше самому не плошать, чем на дядю надеяться, и Петр Степанович немедленно изменил свое мнение, вызвался отдать сыну свои варежки, пусть у Алеши будет в запас. Он берегся в эти дни противоречить жене хоть в пустяках, — только бы она, бедняжка, держалась молодцом на проводах.
Наконец, придя к соглашению, что ничего не забыто, Александра Семеновна поднялась с пола, передавая тем самым корзину в мужские руки. Тут Петр Степанович обошел корзину вокруг, точно примериваясь, с какого бока удобнее сладить с нею, прикрыл крышку, нажал коленом, крякнул, сдвинул замочные петли. Корзина со скрипом ворочалась у него под руками, дыбилась, кренилась на ребра и опять становилась «на попа». Петр Степанович вогнал ее сначала в чехол, потом опутал и перевязал многократно пересекающимися веревками. Лоб его взмок, и он поминутно терся мокрым лбом о сорочку в сгибе локтя…
Когда Алеша пришел домой, все сборы уже были закончены.
Мать, осторожно прикасаясь пальцем к тому, что надо было отправить багажом и что следовало взять с собою в вагон, говорила:
— Здесь посуда, книги, инструменты, теплые вещи… — Она подробно перечислила, какие именно. — Запомнишь? — Потом указала пальцем на другое, очень объемистое, приготовленное в дорогу место, туго стянутое ремнями. — Это мешок.
— Правильно. Самый обыкновенный мешок, — согласился Алеша.
— В мешке, — продолжала она, пропустив мимо ушей иронический тон сына, — подушки, постельное белье, матрац…