Молодые дикари

Если до этого у него были какие-либо сомнения относительно линии защиты Антони Апосто, то, сейчас они полностью рассеялись. При наличии такого заключения (а его копия вне всякого сомнения будет представлена также и в распоряжение защиты), Хэнк знал, что у него не было ни малейшего шанса добиться вынесения обвинительного приговора для Апосто. По правде говоря, он и не считал, что вынесение такого приговора было бы истинным правосудием.

«Истинного правосудия не существует».

Опять слова судьи. И, конечно, разве было бы справедливым наказать Апосто за совершенное им преступление, не считаясь с его умственным развитием? Око за око, зуб за зуб. Где же кончается Апосто-существо и начинается Апосто-личность? Что отделяло убийцу от слабоумного? Разве они не были одним и тем же человеком? По общему признанию – да. И все же, нельзя послать на электрический стул парня с развитием десятилетнего ребенка. Это не было бы правосудием. Это было бы слепой защитной реакцией.

Слепой.

Рафаэль Моррез был слепым. Но разве его недостаток не был таким же большим, как и слабоумие Апосто? Да, но слепота не спасла его от быстрого приговора, вынесенного ему Апосто, а слабоумие Апосто все же спасает его от приговора народа штата Нью-Йорк. «В этом, – решил Хэнк, – и заключается разница между животным и человеком».

«Правосудие», – подумал он. – «Правосудие».

На этой неделе в среду вечером он не думал о правосудии. Он был охвачен всепоглощающим гневом в отношении той несправедливости, которая произошла с ним самим.

Он поздно задержался в своем кабинете, составляя план допроса Луизы Ортега. Он решил использовать тот факт, что девушка была проституткой, а не пытаться скрыть его от присяжных. Позднее защита все равно разбила бы показания, если бы Хэнк скрыл род ее занятий, и поэтому он старался так сформулировать свои вопросы, чтобы девушка предстала как жертва обстоятельств, вынужденная из бедности и голода заняться древнейшей на земле профессией. Он также не считал правильным сообщить о том факте, что она имела, по крайней мере в одном известном случае, близкие отношения с Моррезом. Хэнк понимал, что присяжным Моррез представлялся беззащитным слепым парнем, жертвой трех хладнокровных убийц. Ему не хотелось разрушать этот идеальный образ, давая возможность хотя бы мельком взглянуть на то, что могло бы им показаться низменным.

Надо быть очень осторожным при отборе присяжных. Он имел право заявить по каждому судебному делу неограниченное число отводов по любой причине, а также право на безусловный отвод до тридцати шести предлагаемых присяжных. При идеальном варианте ему хотелось бы, чтобы по крайней мере трое присяжных были пуэрториканцами, но он знал, что это невозможно. Было бы удачей, если бы защита разрешила ему включить в число присяжных хотя бы одного пуэрториканца. Мысленно рассуждая о том, кого он предпочел бы иметь в качестве присяжных, мужчин или женщин, он пришел к выводу, что в этом не будет большой разницы. Мужчины с большей готовностью воспримут показания Луизы Ортега, подсознательно они могут проявить мужскую солидарность с тремя убийцами, в то время как женщины в силу своего материнского инстинкта, могут встать на защиту образа Морреза, но они наверняка восстанут против всего, что будет сказано под присягой проституткой.

И, как это почти всегда бывало, все сведется к интуиции. Задавая кандидату в присяжные вопросы, Хэнк моментально почувствует, будет ли он беспристрастен. Хэнк знал адвокатов, утверждающих, что лучший метод отбора присяжных – сразу же дать согласие на первых двенадцать мужчин и женщин и на этом остановиться. Хэнк придерживался другого мнения, считая, что успех зависит не от простой случайности, и поэтому во время опроса присяжного пытался установить, понравился ли он лично этому человеку или нет. В конце концов, он был одним из главных актеров в представлении, и если присяжные не проникнутся к нему симпатией, положение его будет довольно трудным.

Его личным критерием при отборе присяжных были их глаза. Он всегда становился очень близко к мужчине или женщине, и ему хотелось верить, что он мог по их глазам определить, есть ли у них интеллект или нет, могут ли они быть справедливыми, или у них есть предубежденность, питают ли они к нему лично симпатию или антипатию. Возможно, этот его критерий был ошибочным. Конечно, случалось, что при слушании в суде совершенно бесспорных дел он включал в список жюри таких присяжных, мнение которых, в конечном счете, шло вразрез с его мнением. И все же если глаза не были зеркалом души (он забыл, кто первый сказал это), то тогда он не знал, какая другая часть тела наиболее точно отражала внутреннее строение человека.

В шесть часов вечера Хэнк позвонил Кэрин, чтобы предупредить, что задержится.

– О, это очень грустно, – сказала она. – Значит, мне предстоит ужинать одной.

– А разве Дженни нет дома? – Нет, она ушла.

– Бога ради, куда эта девчонка все время исчезает?

– В «РадиоСити» идет новый фильм с участием Брандо. Она пошла туда с девочками.

– С соседскими девочками? – спросил он многозначительно.