Молодожены

Вероника усаживается на кровать и глядит на их номер, который ей совсем не кажется забавным, – она не улавливает, что они изображают, она не знает кода. Все же в этом буйном потоке слов и жестов она мимоходом засекает передразнивание мадемуазель Феррюс («Рожать в ее-то годы? Скажите на милость! Граф Парижский этого не одобрил бы. Куда мы идем? Если хотите знать, все имеет свои границы»), какие-то арабские ругательства (где они их только взяли и что в них смешного?), подражание знаменитому диснеевскому Дональду Даку и еще другому персонажу из «Картунз» – канареечке, свист которой переходит в клекот, стоит ей завидеть грозную тень кошки на стене, и тогда она восклицает: «I tought I taw a putty tat!..»[13] Наконец они умолкают, окончательно выбившись из сил.

– Дорогие мои дети, – говорит Вероника, – вам, может, и очень смешно, а мне вот нет.

Она снимает платье и остается в трусиках и лифчике, нисколько не смущаясь присутствием Жанины, к которой с первой же минуты стала относиться как к ровне, как к «подружке». Девочке это явно льстит. Невестка в ореоле «взрослости», в расцвете красоты и женственности – и тем не менее подруга.

– Когда за тобой заедут твои друзья? – спрашивает Жиль Жанину.

– Около пяти. Еще есть время.

– А ты думаешь, они не будут возражать против нас?

– Что за идея? – говорит Вероника с искренним удивлением. – Товарищи Жанины, я надеюсь, симпатичные ребята.

– Разве в этом дело? – говорит Жиль. – Они могут быть расчудесными ребятами и не желать общаться с нами… Ты забываешь о разнице возраста.

– О! Это чепуха! – восклицает Жанина с чуть наигранной уверенностью. – Вы смело можете с нами поехать.

Но Жиль чувствует, быть может, по еле уловимому изменению тона, что полной уверенности у нее все же нет.

– Это точно? – допытывается он. – А то знаешь, зайчик, если тебе все же кажется, что нам лучше не…

Жанина протестующе мотает головой. Ее брат с улыбкой смотрит на нее, вопросительно подняв брови.

– Какого черта!.. Разве разница в возрасте может быть препятствием? – спрашивает Вероника. – Да она и не так велика.

Вероника тем временем надевает платье, ее голова уже появилась в вырезе, а руку она как раз просовывает в рукав.

– Нет, велика. Семь или восемь лет – это колоссально. Для них мы старики, – говорит Жиль, а так как Жанина снова готова запротестовать, он притягивает ее к себе и целует. – Не для тебя, зайчик, я знаю, но для твоих товарищей это все-таки кое-что значит. Ведь верно?

Он кладет ей руку на плечо и сравнивает их рост.

– Слушай, по-моему, ты за эти дни еще вытянулась. И здорово похорошела! Нет, прежде ты была не такой.

Она замахивается, чтобы его ударить. Он отскакивает, и вот они уже снова готовы приняться за свои игры. Вероника спешит их отвлечь:

– В вашей компании больше мальчишек или девчонок?

– Да, пожалуй, так на так.

– А за тобой сколько ребят ухаживают? Один, два?

Жанина не знает, что ответить, она смеется, чуть наклонив голову.

– Вот, например, сын депутата? – продолжает допытываться Вероника.

– Ну, этот-то! Он жуткий ходок, бегает за всеми девчонками.

– Но он тебе нравится? Симпатичный малый?

– Да…

– Он богат?

– Во всяком случае, деньги у него водятся. Он мне сказал, что его отец купил себе «астон-мартин».

– Крупно оторвал! Тогда, детка, займись им, – говорит Вероника заговорщицким тоном. – Раз у него есть башли, займись им.

Совет встречен ледяным молчанием. Жанина застыла, опустив голову, она чрезмерно пристально разглядывает какое-то пятно на ковре. Краска заливает сперва ее шею, а потом и все лицо. А Вероника как ни в чем не бывало продолжает одеваться (она застегивает сандалии), не замечая замешательства, в которое повергла невестку.

Жиль кашлянул, быть может, чтобы прочистить горло.

– В чьем гараже можно взять велосипеды? – спрашивает он у Жанины.

– У Легерна. Знаешь, на площади, у почты.