Молодость

— Не пущу! — заревел Меринов, — не пущу!

Павел бросился вперед.

— Гадина! — прошипел Меринов и бросил в Павла стакан.

Павел нагнулся. Стакан полетел мимо и, ударившись о стену, прозвенел и рассыпался.

Бердник сидел в холодной комнате и составлял для уездного комитета комсомола отчет о работе ячейки.

— Сообщаю, что культурно-воспитательная работа почти отсутствует. Помещения для занятий политкружка до сих пор не достали. За последний месяц удалось прочитать только одну лекцию. Вся работа ячейки состоит в операциях против остатков банд и облавах на самогонщиков. Варка самогона принимает угрожающие размеры. Уничтожаются сотни пудов хлеба и сахара. Организовали четыре молодежных отряда по борьбе с самогоноварением. Проводим массовую работу, собрания, беседы. Двадцатого декабря накрыли двенадцать крупнейших самогонщиков, работавших в одной «артели» под руководством Акима Меринова. Аким Меринов присужден на пять лет со строгой изоляцией с последующей высылкой. Остальные на разные сроки. Очень интересно, что эта шайка были раскрыта комсомольцем Павлом Мериновым, племянником Акима Меринова. Пришлось прибегнуть к довольно «оригинальным» методам работы…

И Бердник подробно описал то, о чем уже знает читатель.

Комсомольское рождество

Председатель правления центрального клуба рабочей молодежи Золотовский неистово размахивал руками:

— Я же вам говорю — не туда вешаете плакат. Сейчас же снимите и пригвоздите его над сценой!

Коротконогий парень, слезая со стула и пыхтя, словно хорошо нагретый самовар, кричал:

— Опять не туда? Когда же ты перестанешь меня мучить? Я категорически отказываюсь выполнять твои распоряжения!..

— Ну, ну, Петька, не бузи. Ты сам должен понять, что плакат с надписью «религия — опиум для народа» — есть на сегодня узловая проблема.

— Сам ты опиум и узловая проблема, — передразнил Петька и, переваливаясь из стороны в сторону, пошел к сцене.

На сцене в это время была на полном ходу репетиция. Вечером — антирелигиозный карнавал. Ночью, после карнавала, доклад «Наука и религия», спектакль и концерт. Клуб готовился к важнейшей политической кампании — «комсомольскому рождеству».

Руководитель карнавала, спектакля и концерта Николай Филиппенко стоял, прислонившись к декорации, и укоризненно покачивал головой.

— Послушай, Байраченко, куда ты пялишь глаза в стороны. Ты — «дева Мария» и поэтому будь добра, закати глазки к небу. Вот так… Так… Правильно! Теперь сложи руки на груди, как покойник! Молодец! Пройдись блаженной походкой. Замечательно!

Филиппенко прищелкнул языком.

— А теперь, пречистые девы, отойдите в сторону. Товарищи попы, пожалте бриться….

Пресвятые девы всех вероисповедании — христианская Мария, буддийская Майя, магометанская Иштар и прочая, и прочая — уступили место попу, мулле, раввину, а эти, в свою очередь, расчистили путь богу Саваофу, Моисею, Аллаху, Будде. За ними демонстрировали «ангелы» и «черти». Елейные мотивы, песни, частушки сочетались с танцами, монологами и общим хороводом. Аллах, воздев вверх руки, орал не своим голосом:

Самый сильный бог
Это ми — Аллах.
А всэ астальной
Есть балшой дурак.

Христианский поп с огромным красным носом, пошатываясь, хрипел:

Ночка темна,
Грязь по уши.
Люблю выпить
И покушать.
Я есть поп
Не бусурманский,
Настоящий
Христианский…

— Получается на красоту, — торжествовал Филиппенко. — А теперь давайте хором споем антирелигиозный интернационал. Не забудьте, что его должен подхватить весь зал, после инсценировки. Семенцов, сколько штук ты отпечатал «интернационала»?

— Пятьсот.

— А не мало?

— Тю, еще останется.

— Ну, ладно… затягивай…

Сперва тихо, а потом сильней и сильней понеслись со сцены слова, врываясь в тишину зала.

Вставайте, кто силен и молод,
Берите бога за бока.
Дроби его сильней наш молот,
Чтоб жарко стало небесам.

Припев звучал громко и отчетливо:

Против бога
Науку
Грызть зубами начнем.
И с мыслью свободной
Мы в новый мир войдем.

— Вот здорово! — хлопал в ладоши Петя, забыв про плакат и устремив взор на сцену, — как в жизни все получается.

— Еще бы, — авторитетно заявил Филиппенко, — недаром полторы недели муштровал.

Петя хитро подмигнул.

— Ишь ты! Небось ребят муштровал, а сам хотя бы в какую-нибудь пресвятую богородицу нарядился!

— Я-то? О, насчет меня не беспокойся. Я, брат, превращусь в самого главного чорта.

— Ну?

— Вот те и ну! Да еще на крышу катафалка залезу.

— Ишь ты!

— Да оттуда речуху сказану. Все святые от страха помрут.

Филиппенко засмеялся.

— Я вот хоть чортом буду, а ты что делаешь? Стенгазета готова?

Петя сделал обиженное лицо.

— Ясно, а как же!

— А плакаты?

Петя спохватился и поднял брошенный плакат, бурча под нос:

— Эти плакаты у меня в печенках сидят. Все стены облепил, а говорят — мало. Ты понимаешь, Колька, три ночи глаза не закрывал, а? Три ночи!