Молодой негодяй

Разумеется, «шиза» — сокращенное от шизофреник — не является научным определением. Справедливее было бы определить эту обширную подгруппу харьковской богемы как отряд «интересных людей». «Шизы» не художники и не поэты, хотя могут и сочинять стихи, и малевать картинки время от времени. Основной особенностью шиз является странность и часто гротескная уродливость судьбы и поведения. Анна Моисеевна, сама себя называвшая «шизой» и гордившаяся этим званием, — ярчайший экземпляр подгруппы. Но к шизам же харьковское общественное мнение относило и сверхздорового Борьку Чурилова. Потому что йог, эрудит, книжник, коллекционер Борька катастрофически не похож на нормального рабочего, да еще сталевара. Такие, как Борька, встречаются один на миллион среди козьего племени.

Игорь Иосифович Ковальчук — книгоноша, бывший контролер железной дороги («таможенник Руссо имел еще худшую профессию», — оправдывается Игорь Иосифович) — тоже шиза. Какой нормальный мужик в пятьдесят с лишним лет будет общаться с мальчишками по двадцать с небольшим и целые дни проводить на улицах и в «Автомате»? У Игоря Иосифовича кроме наглости и полного отсутствия комплексов по отношению к своим молодым товарищам есть еще талант находить повсюду и приводить в богему других шиз. Так, Игорь Иосифович вдруг стал появляться в харьковских салонах (из них комната Анны на Тевелева, 19 — самый комфортабельный) и «Автомате» с молоденькой девицей, удивительно напоминающей Марину Цветаеву. Круглое, несколько расплывчатое лицо, скобка каштановых, подолгу не мытых волос, большая сума на боку, множество платков и темных тряпок окутывало неясную фигуру крупной девушки. Маша Култаева писала стихи. И как можно было не писать стихов в 1965 году, зная, что ты как две капли воды похожа на юную Марину? Маша смеялась глубоким грудным смехом, была остроумна, начитанна, утверждала, что она тоже, как и Марина, профессорская дочка, и охотно напивалась, переходя с Игорем Иосифовичем из одного винного подвальчика в другой. Порой к ним присоединялся Мотрич, и тогда они слонялись по Харькову втроем. Игорь Иосифович очень гордился своей дружбой с двадцатилетней Машей и был, вне всякого сомнения, в нее влюблен, однако его идиллии не суждено было продлиться долго. Уже в 1966 году Игорь Иосифович на свою голову познакомил Машу-Марину с художником Володей Григоровым. Гордая Маша-Марина почему-то влюбилась в белесого акварелиста. Может быть, она охотнее влюбилась бы в Мотрича (в Игоря Иосифовича, облезлого и полинялого, влюбиться было трудно), но Мотрич в те времена публично декларировал, что он «не производитель, но поэт», и предпочитал иметь с пьющими девочками Машиного типа дружеские отношения. Белесый Григоров, очевидно менее сложно устроенный, чем прежние Машины спутники (уже женатый ранее несколько раз и имевший по ребенку от каждой жены), соблазнил Машу, такую же щекастую, как и Марина, а безутешный Игорь Иосифович написал горькие шизофренические строки, их с удовольствием долго еще повторяли все декаденты:

Мы искали весы
А талантишко скис
Гой ты Машка еси
А по Фрейду Машкис

Затем, как во всех бедных странах с недостаточно развитой противозачаточной промышленностью, Машкис забеременела и родила Григорову очередного, кажется четвертого, ребенка. Далее судьба Машкис ответвляется от судьбы Марины. Возможно предположить, что Игорь Иосифович в своем психоаналитическом стихотворении-частушке под весами зашифровал мужчину или же мужской половой орган, который искала бледнокожая и щекастая, с каштановыми глазами и волосами, девушка? А когда нашла, то перестала писать стихи и стала обыкновенной коровой-матерью? Монотонны сценарии твои, Господи, как в Голливуде. Однажды придумав сценарий, ты лишь переписываешь его, меняя имена.

26

А «шиз» Слава Гурин был открыто влюблен в Анну. На Новый, 1965 год он принес в магазин «Поэзия» выдутого им самим (!) стеклянного оленя и неловко сунул его Анне Моисеевне. «С Новым Годом!» Анна Моисеевна была в полном восторге от глупого подарка и в особенности от того, что Слава сам выдул оленя, она любит нелепости. В другой раз серый, как будто выдутый из куска асфальта, Гурин подарил Анне букет роз. Эд тогда уже жил у Анны, он явился вечером пьяный, зарылся носом в розы и хохотал.

— Слава — джентльмен, не то, что ты — молодой негодяй! — сказала Анна, кокетливо переступив на стальных каблуках-шпильках. Из-за ее веса починка каблуков туфель была постоянной заботой Анны и немаловажной статьей расходов. — Вот возьму и буду встречаться со Славой Гуриным!