Молодой негодяй

— Ты думаешь, ты нам так уж нужен здесь?! У нас коек не хватает, люди месяцами на очереди стоят.

— Ну и выпустите, койка освободится, и все будут довольны!

Нина Павловна вздохнула.

— А кто будет отвечать, если ты выйдешь и убьешь человека? Тебя привезут сюда же, только в другой корпус, а меня снимут с работы. — Нина Павловна сняла очки и, глядя в сторону, сообщила: — Завтра прилетает из Москвы старый профессор Архипов, специалист с мировым именем. Освидетельствовать одного специального убийцу. Так вот, он согласился заодно посмотреть и на тебя. Если он решит, что ты безопасен для общества, мы тебя выпишем… А теперь сделай одолжение, дай приказ своей банде, чтобы они от нас отстали. Не говоря уже о разбитых стеклах, больные в истерике.

Эд попросил разрешения позвонить. Он набрал номер мастерской, где Кадик ремонтирует электроприборы.

— Кадиллак, это я! Скажи ребятам, что все в порядке. Отбой операции… Может быть, завтра… Надеюсь. Пока.

Нина Павловна надела очки и убежденно сказала:

— Умрешь в тюрьме.

Профессор Архипов, усталый, морщинистый старик с простым лицом дедушки-крестьянина, сидел в кабинете Нины Павловны за ее столом. На нем была темная, в клетку рубашка без галстука и толстый пиджак-букле. По левую руку от него сидела китаянка в белом халате, по правую — необычайно резко выделяющийся на фоне белого халата улыбающийся негр.

— Здравствуйте, поэт Эдуард Савенко! — крестьянин-профессор встал и протянул юноше руку. Недоумевая, больной Савенко руку взял. — Это мои аспиранты, — представил китаянку и негра профессор. И китаянка, и негр пожали руку больного.

— Садитесь, устраивайтесь поудобнее!

Юноша сел и забросил ногу за ногу. Ему было неудобно перед китаянкой и негром за нелепость своего больнично-банного одеяния. Хотя медбратья заставили его одеть на это свидание новый халат, новые кальсоны и новые тапки. Показушники!

Профессор Архипов, мягко улыбаясь всеми своими морщинами, смотрел на больного.

— Я прочел твою историю болезни, поэт, — сказал он, вдруг переходя на «ты».

— И что? Что вы решили? — больной агрессивно поглядел на профессора.

— Ты авантюрист, — сказал профессор спокойно. — Но авантюризм не болезнь, и посему ты не по праву занимаешь место в стенах этого почтенного заведения. — Негр и китаянка улыбнулись, как будто они понимали по-русски. — Сегодня тебя выпишут.

Больной обалдело глядел на профессора. Он ожидал, что его выпишут, но не так… Старичок весело и устало смотрел на больного.

— Но ведь я же… я же пытался покончить с собой…

— Глупости. Я не верю в то, что ты серьезно собирался умереть. Ну-ка, покажи руку?

Больной отвернул широкий рукав халата и показал профессору шрамы. Профессор помял руку и жестом пригласил китаянку и негра взглянуть. Что-то сообщил им на английском языке. Китаянка и негр согласно кивнули и опять заулыбались.

— Желающий покончить с собой не заботится об аккуратности разрезов, дружок, — сказал профессор. — Смотри, ты даже не перерезал вену полностью, а только взрезал ее. Ты явно боялся переборщить, боялся задеть сухожилие. Ты хотел жить и умирать не собирался. Возможно, что ты не отдаешь себе отчета в этом, но поверь мне, это так. И со стула ты упал намеренно, чтобы мать проснулась и могла тебя «спасти». Ты хотел внимания от мира, поэт. Очевидно, мир не уделял тебе достаточно внимания… — Больной молчал, слушая странного профессора.

— Но за внимание мира нужно бороться. Резать вены — далеко не самый совершенный способ борьбы за внимание… — профессор отклонился на спинку кресла и, склонив голову набок, как бы полюбовался Эдуардом. Во всяком случае, на лице его отразилось удовольствие. — Авантюрист… авантюрист… — повторил он. — Люблю эту породу людей. Я сам авантюрист, — закончил он. И встал. — Иди и не делай больше глупостей. Тебя выпустят под мою личную ответственность. Живи, гуляй и помни, что я тебе сказал…

— Спасибо, — пробормотал больной, повернулся и вышел.

«Какой удивительный старик, — подумал он. — Как он все быстро и верно определил. Ведь я и вправду умирать не собирался. Не от чего мне умирать. Жизнь просто скучная… Ведь последний год даже грабить магазины стало скучно…»

К вечеру пришел отец в шинели, и они вместе, по вдруг выпавшему снегу, пошли домой. Отец не ругал его. Может быть, старик Архипов поговорил с отцом, а может быть, отец сам догадался молчать или говорить не о Сабурке.

16

Генка, Поль и Фима пошли в «Автомат», повели отмывать Леньку Иванова. Эд и Викторушка провожают Анну до самого дальнего выхода из парка. Анна идет босиком, держа туфли в руках.

Анна хотела сломать и второй каблук, чтобы не идти домой. Она боится, что Эд опять убежит с ребятами без нее и одним развлечением меньше будет в ее жизни. Но из сломанного туфля торчит гигантского размера шуруп, и вытащить его нет никакой возможности, потому Анне приходится идти домой за другими туфлями.

У выхода из парка на улицу, перпендикулярную Рымарской, Эд и Викторушка останавливаются под акацией.