Молодой бог (СИ)

А ещё мне удивительно было жарко. После горячей ванны и лёгкой паники, которую я испытал, с моих щёк не сходил румянец. Я ходил ко комнате взад-вперёд, раздумывая над тем не открыть ли окно. Нет уж, я могу заболеть. Хоть снаружи и не дождь, но редкий снег — тоже своего рода слёзы с небес, но уже застывшие, мёртвые.

Тревога не покидала меня. Это всё последствия этого дурацкого кошмара! Бесит то, что я ничего не помню! Не могу даже понять, что к чему. У меня лишь предчувствие скорой потери контроля. И это меня пугает.

Поддавшись глупой идее, основанной на выдуманной теории, я ногой иду по коридору в комнату Майкрофта. Мне уже не жарко, ноги заледенели, но я захожу в гардеробную. Что, если это сработает? Что, если так я защищу своё сердце?

Я напялил одежду политика. И ничего.

Может дело в том, что та на мне совершенно не сидит, так как наши размеры разнятся. Я не знаю. Но я не чувствую того же, что чувствовал, облачаясь в шкуру дяди.

Мне досадно, что надежда погасла. Я яростно снимаю с себя чужой костюм, но аккуратно возвращаю его на место.

Зад тоже замёрз. Нельзя сидеть на холодном полу, а то застужу себе яйца. Но мне тяжело даже глаза поднять. Холод пугает, потому что вызывает воспоминания. Холодное место без воздуха.

Я вздрагиваю, хватаясь за сердце. Мой телефон трезвонит. Чёрт возьми! Мне приходится встать и подойти к тумбочке. Звонит Робин.

— Чё?

— Не «чё», Эдвард. — Робин осаждает меня за грубость. — Добрый день вообще-то.

Я закатываю глаза, сажусь на постель и заставляю кровь вернуться к ягодицам.

— Ну! Чё такое? — нетерпеливо спрашиваю я.

Робин бросает все попытки научить меня вежливости.

— Я звоню спросить, где будешь праздновать. — поясняет девушка. — У нас тут тематическая вечеринка для избранных в клубе.

— Не. — сразу говорю я. — Терпеть не могу тематические вечеринки. И я уже занят на всё Рождество.

— А-а-а! — тянет свою знающую ноту Робин. — Точно. Будешь в компании своего папочки мистера Амбреллы?

Я полностью опускаюсь на кровать, укрываясь одеялом. Волосы уже стоят дыбом от зябкости.

— Ага.

На другом конце непонятные шорохи во время заминки.

— Понятно.

Я представляю, как Робин кивает, слегка удручённая отказом. Ей они не нравятся, но с моими она ничего поделать не может. Заставлять — опасно, а уговаривать — попусту тратить силы и время.

— Передай Бриттней мои самый тёплые пожелания. — говорю я, вливая как можно больше сарказма в голос.

Робин хмыкает.

— Передам. Не волнуйся. — звучит всё так, будто она показывает язык. — Ну, всё тогда. Чао, Эдуард II {?}[англ. Edward II — король Англии в 1307–1327 годах. Робин проводит параллель между Эдвардом и Эдуардом II из-за чрезвычайной вспыльчивости, упрямства, и мстительной натуры, а также из-за склонности к гомосексуализму].

Я бросил трубку и вздохнул, пялясь в потолок. Оставаться одному в доме — не вариант.

Я вышел из дома, ступая на замороженную дорожку. Пар изо рта, редкий снег, все дела. Благо, это не Аляска и не горы в Шотландии, так что хорошее пальто исправно держит тепло.

На подъездной дорожке красуется мой серебристый кабриолет BMW. Мне до сих пор кажется, что это моя самая верная покупка, ибо теперь я был более свободен в плане передвижения, мог не напрягать Майкрофта, а точнее его водителя, так как стал приезжать сам. Я устал от чёрного, Мерседесов, от чёрных Мерседесов, решил, что серебряный пойдёт мне на пользу. Одно бесит, — ужасно пачкается, особенно в сезон дождя и снега. Ещё меня подкупило, что это кабриолет. Весной и летом я планирую не отказывать себе в объёме воздуха при езде.

Я не ведал куда еду. Просто куда-то, как обычно, размышляя о том, о сём. Но в этот день всё было по другому. Канун Рождества не означает, что все до единого будут сидеть по домам с семьёй. М-25 была забита. Все спешили в город в театры, в рестораны; все спешили из города, чтобы навестить родственников в деревнях и других графствах. Фары у большинства уже жрали энергию, потому что день был еле светлый, и к тому же темнело рано. Нервы у всех были на пределе. Гудки, ругательства, где-то уже пели песни для сочельника. Мне не улыбалось просидеть в пробке три часа, поэтому я свернул на какую-то дорогу, ведущую подальше от шумной трассы.

Сначала я не заметил, что та совершенно пуста. Но, вырвавшись из плена раздумий над окутанным тайной отъездом Майкрофта, я стал вертеть головой. Главная дорога осталась позади, впереди, сзади — никого, по бокам — тёмные бестравные поля, на которые медленно, но верно падал снег. Сама дорога была покрыта подтаивающим, но нетронутым снегом, что навело меня на мысль о том, что никто по этой дороге до меня не ехал. Я был заворожён пустотой и одиночеством. Я был здесь один, и это меня не пугало вплоть до момента, когда я увидел вырисовывающийся на горизонте дом.

Я тут же надавил на тормоза. Машину слегка занесло, но я сумел остановиться у обочины. Моё сердце грохотало.

Как я мог не вспомнить этот путь? Это дорога, ведущая к дому Джима.