Взгляд Холмса сделался задумчивым, но на губах теплилась полуулыбка.
— Ну, — сказал он, хорошенько порывшись в голове. — театральные представления меня всегда развлекали.
Опа. Приехали.
— А почему же ты всё ещё не присутствовал на моих выступлениях? — заявил я, выпрямляясь. — Бриттней неудержима в вопросе спецэффектов и мишуры.
Я знал, почему Майкрофт не посещал «Молодого бога». Это само собой разумеющееся. Однако, мне очень хотелось спеть именно для него. И может даже вызвать какое-нибудь чувство собственничества, когда взгляды остальных устремлены на меня. Я хочу использовать их, чтобы активировать Холмса.
Покончив с ужином, я плавно перенёс нас на диван. Диван казался мне идеальным местом, откуда я мог начать. Холмс был уже без пиджака, и я мысленно стягивал с него и жилет.
Мы открыли Сент Эмилион. Так, нужно как минимум ещё три бокала, чтобы расслабить Майкрофта до нужного уровня. И чтобы он выпил эти три бокала, мне необходимо занять его голову чем-то отвлекающим. Пусть губы распахиваются лишь перед краем бокала, чтобы в конце концов распахнутся перед моим поцелуем.
Я начал активно комментировать всё, что я сегодня делал. Невольное касание темы арийской расы, немного сбило мой план, потому что Холмс тут же стал делиться удивительными фактами и своим мнением насчёт действий как Гейзенберга, так и самого Гитлера.
Я был готов слушать хоть про птичий помёт, так что сидел, медленно попивая вино и разглядывая контуры политика.
Но вскоре Майкрофт свёл тему на нет, так как спохватился из-за того, что такие тяжёлые разговоры могут плохо на меня повлиять. На самом деле на меня ничто не могло плохо повлиять, пока я находился в поле ауры Холмса.
— Пять департаментов Уайтхолла занимаются ордерами об антиобщественном поведении с 1998 года, но уровень нарушений высок, а их количество снижается уже с 2005.
Вино действовало, взгляд Майкрофта стал блуждающим, а язык развязывался всё сильнее. Отлично. Я надеюсь, что смогу выудить из него нечто интересное, помимо работы.
— И ты собираешься на это как-то повлиять? — предположил я.
— Несомненно. — твёрдо произнёс Холмс, будто это само собой разумеющееся. Это вызвало у меня улыбку. Мне очень нравился такой Майкрофт. — Мэй{?}[Тере́за Мэ́ри, леди Мэй — министр внутренних дел Великобритании с 12 мая 2010] только пришла на пост, и это будет должным нововведением.
Я задумался о том, что всё это на самом деле жалкие попытки контролировать природное человеческое бешенство.
— Но их выдают иногда без разбора. — вдруг сказал я, припомнив случай Джона Ватсона. — Мне Шерлок рассказывал, что Джону вот предъявили ASBO{?}[предписание суда за злостное нарушение общественного порядка], потому что какой-то коп принял его за художника-граффити.
— Да, — Майкрофт выразил свою осведомлённость кивком и пресной улыбкой. — я знаю.
Я налил политику наконец-то третий бокал, пока он критически отзывался о модернистах, уверяя, что их версия «Ада Данте» невозможна.
Когда перевалило за девять часов, я опрокинул в себя остатки вина, расстегнул первые пуговицы рубашки и встал над Майкрофтом, всем своим видом демонстрируя намерение.
Так как тот никак не выразил протест, я наклонился к нему, кладя руки на мягкую спинку дивана. Голова слегка кружилась, но мне нравилось моё полуобморочное состояние. На него можно было спихнуть любое поведение.
Уже у самого лица Холмса меня остановили.
— Разве уже не наступил «следующий раз»? — играя бровями прошептал я, перекладывая ладонь на его плечо.
Я продолжил заигрывать, ведь Майкрофт ничего не говорил, а лишь глядел на меня всё с той же лёгкой улыбочкой.
— Я ничего не буду делать, если ты не хочешь. — сказал я, чтобы выглядеть в глазах политика не таким похотливым говнюком.
— Я знаю, что это имеет значение для меня. Для тебя. — сам поправил себя Холмс.
Я медленно покачивался, пытаясь понять только что сказанное.
— Для тебя?
— Не для меня, а для тебя.
— Но ты сказал: «для меня».
— Я оговорился. — уверительно сказал Майкрофт.
Я стал медленно посмеиваться.
— Для тебя, видимо, тоже.
Я не верил в оговорки. Оговорки больше походили на выпрыгнувшие мысли, которые ты не хотел выпускать.
Холмс выглядел слегка сконфуженно, обдумывая последние слова. И когда он поднял на меня глаза, стало ясно, что он к чему-то пришёл. В них появилось какое-то… смирение.
Я взял его практически опустошённый бокал и поставил на кофейный столик. Немного поглядев на него, я спросил:
— Это всё большая ответственность для тебя?
Глаза Майкрофта затуманились мыслями, он отвёл их в сторону и приподнял подбородок. Моё сердце уже пять минут как танцевало чечётку, собираясь взорваться.
— Какая бы она ни была, она моя.
Этими словами Майкрофт безоговорочно подтвердил, что всё, что касается меня и нас — его прерогатива. Мой живот тут же скрутило от любви и возбуждения.