Молодинская битва. Риск

— Потехе — час, а делу — время. Потрапезуем и — возвращаемся, благословясь. Ты, Шигалеюшка, во дворец на Воробьевых, а я — в свои палаты. Послы литовские заждались уже. На второй прием просятся.

Так получилось, что ко дворцу на Воробьевых горах приближались одновременно, только с разных сторон, и свита государя, и несколько сотен крымцев. Шах-Али со своей свитой припозднился. Верст на пять отстал.

Царь с охотниками выехал из лесу, миновал уже сажен сотню по лугу, который бугрился копнами прошлогоднего сена, поравнялся с одной из копен и тут невольно натянул поводья: от Калужской дороги на дворец пластали[106] татары. Молча. Без привычного подбадривающего: «Кху-кху-кху!»

— Что за наваждение?!

— Вот что, государь, упрячься в стогу. А мы — в сечу.

— К Шигалею вестового пошлите, — распорядился Василий Иванович, спрыгивая с седла. — Приведите коня, когда стемнеет. Со мной никто не остается.

Два соколятника подхватили поводья царского жеребца и намётом помчались в лес, остальные же направили коней, тоже галопом, ко дворцу. На верную смерть поскакали. Но не о ней думы слуг царевых, а о том, чтобы татары даже не заподозрили, что здесь государь Василий Иванович и не пленили его. Туго тогда придется России Ой как туго!

Не по душе, конечно, хорониться государю в стоге прошлогоднего сена, словно мыши полевой, но, как он справедливо рассудил: стыд — не дым, глаза не выест, а царству его прямая выгода, если отсидится он тут до ночи, не замеченный врагами.

А тем и впрямь в голову даже прийти не могло, что всего в полуверсте от дворца забился в стоге сена сам царь. Они без помех ворвались во дворец, ибо никто из оберегавших его ратников никакого лиха не ожидал, иные из них были даже без мечей и кольчуг. Потому и боя серьезного не произошло. Только резня. Беспредельная.

Охотничья свита, поскакавшая ко дворцу, тоже ничего не изменила, посекла лишь десяток-другой нехристей но была порублена вся, прибавив только кровожадности крымцам.

Не всю, однако, дворню порубили татары, молодых и пригожих девиц связали длинным арканом, чтобы уволочь с собой. Вьючных коней нагрузили под самую завязку, спины у бедных аж прогнулись, и не было татарам больше смысла обшаривать округу, поспешили они к основному стану тумена, чтобы передать добытое, а уже потом вновь кинуться на разбой. В новое место, еще никем не грабленное.

Ночью великий князь ускакал в Волоколамск, чтобы, находясь в безопасности, выяснить, откуда занесла нечистая сила нехристей, отчего князь Вельский не дал знать о налетевшей беде, не остановил супостатов на переправах. Обдумывал он и то, откуда снять полки, чтобы напустить их на крымцев. Но как ни прикидывал он свои возможности, никак не получалось быстро собрать в кулак внушительную рать.

«Прав был князь Воротынский. Ой как прав, — корил себя царь за то, что не поверил сообщению порубежного князя, посчитав это коварной затеей литовцев. — Хоть бы к Москве пару полков подтянул…»

Чего ж махать кулаками после драки. Положение серьезное, как начинал все более и более понимать Василий Иванович. Вполне возможно, что бить челом придется Мухаммед-Гирею. Принимать его условия мира.

В глубине души царь все же надеялся, что не Мухаммед-Гирей привел войско, а какой-нибудь султан налетел с двумя-тремя туменами, однако лучше кого бы то ни было знал, что никогда еще султаны не хаживали до Москвы: пограбят рязанские, тульские да калужские земли и — восвояси, дальше Серпухова никогда не проникали.

Выходило, по здравому рассуждению, крепкая гроза навалилась на царство русское.

Нет, гроза еще только подступала. Еще только первый гром прогремел, первый порыв ветра пронесся, тучи черные пока еще надвигались. Одна от Ногайского шляха, другая — от Казани. Когда они соединятся у Коломны, вот тогда заполыхают молнии, засвистит ураганный ветер, сметая все на своем пути. А русские полки окажутся раскоряченными, задерганными, будут не способны встать стеной в смертельной сече и погнать ворога.

В завершение всех неурядиц, еще и Коломна осталась без рати.

Как на лобное место, как на позор ехал понуро князь Иван Воротынский впереди малой своей дружины, вполне понимая, какую ошибку они совершают, самовольно оставляя Коломну, и не простится им это самовольство. Но что он мог предпринять? Не идти же супротив воли князя Андрея. Опала тогда неминуемая, а значит, ссылка или даже — цепи. Куда ни кинь, всюду — клин.

Молчаливо и хмуро рысил князь Андрей. Он поторапливал рать, задавая темп. Но не успели они миновать и половину пути, как догнал их на взмыленном жеребце гонец из Коломны.

— Татары через Оку переправляются, — осадив взмыленного коня с ввалившимися боками, взволнованно сообщил гонец. — По многим бродам и переправам. В Голутвине чуть было меня не перехватили. Спасибо жеребцу доброму. Вынес. Ушли мы с ним от погони.