Молодинская битва. Риск

Князь обманывал Богдана Вельского, он уже получил точный приказ от главного воеводы, но с этим приказом еще и предупреждение, чтобы о нем до последнего момента никто ничего не знал. Даже не догадывался бы. Хованский намекнул Хворостинину о предстоящем, Вельскому же не решился приоткрыть хотя бы капельку.

— Как я понял, не насмерть стоять на Пахре? — спросил Богдан Вельский. — Что? До Москвы дойдет Девлетка без свемного боя?!

— Ты снова за свое? Наше дело подчиняться приказу главного воеводы.

— А если то приказы крамольника?!

— Еще одно поперечное слово, и велю оковать! Иди и размышляй над выбором. Да не мешкай, вскорости жду с ответом.

Невелик выбор. Оборона переправы, как он понял, показушная, так чего же ради по пустяшному делу рисковать головой? Он хорошо помнил наказ дяди Малюты, что если судьбой определено сложить голову в сече, то сложить ее нужно с честью для себя, с честью для рода, а не для позора, как случилось с князем Иваном Вельским. А какая честь, если тебе не определяют стоять насмерть, но улепетывать трусливым зайцем. Нагонит крымский конник и — голова с плеч ни за понюх табака.

Много ли корысти и в кусании хвоста крымской знати? Одно здесь бесспорно: рисковать жизнью не придется. В засадах и стычках его личного участия не нужно, ему лишь посылать ратников в засады. Заманчив и намек, что впереди еще какое-то дело.

«Похоже, важное. Даст оно возможность отличиться. Хотя, скорее всего, очередная игра князя Воротынского… Сегодня же пошлю еще одного слугу своего к Малюте. Пусть на ус наматывает и царю свое слово говорит».

Остановив выбор на «кусании хвоста», Вельский, однако же, не поспешил к первому воеводе со своим словом: пусть думает, будто терзают сомнения, будто мысли вразброд идут. И только когда, по разумению Вельского, прошло вполне достаточно времени, предстал он пред очи князя Хованского.

— Готов бить по хвостам.

— С таким настроением я тебя не стану никуда определять. Не в бирюльки играем, а готовимся к кровавому пиру! К сече свемной!

И замолчал, посчитав, что этого на первый раз вполне достаточно.

— Исполню все со рвением, что будет тобой, князь, велено, — поняв недоговоренное, искренне заверил Вельский, хотя и был весьма обижен, что от него многое скрывают, словно играя с ним в кошки-мышки.

— Вот это — иные слова. Достойные ратника, а тем более — воеводы. Слушай поэтому. Перво-наперво не гони горячку. Кусать нужно больно, но не менее важно беречь ратников как зеницу ока своего. Ни в коем случае не затевай рукопашек. А как ловчее это делать, посоветуйся с тысяцким, с сотниками, не обойди вниманием даже десятников. Ума своего на хитрость и выдумки у тебя самого достанет, но воевода ты еще не оперившийся. Не обессудь за прямоту.

— Кто же за добрый совет да за правду-матку будет обиду держать?

— Стало быть, руку?

— Да.

Пожатие их рук было поистине дружеским, после чего и беседа пошла ладно, без подковырок и задних мыслей, и все же, говоря о порученном Вельскому задании, Хованский не раскрыл главного замысла князя Воротынского, лишь еще раз повторил, что следует очень беречь ратников, ибо ждет их впереди свемный бой.

Повел свою тысячу Богдан Вельский по ископоти ушедшей тысячи за Пахру, имея дозоры со стороны дороги. Пустынна она — прошли уже все крымцы. Только на второй день лазутчики донесли, что догнали они замыкающий тумен, который двигается очень медленно. Временами даже останавливается. Видимо, голова уперлась в Пахру, где завязался бой за переправу.

— Верст пяток пройдем вперед и станем готовить щипки…

И тут тысяцкий со своим словом:

— Не верстами бы мерить, а к голове тумена выйти. До нее может больше быть, может — меньше. Озадачь лазутчиков, чтобы место нам определили, подыскав его.

— Согласен, — не возразил Богдан Вельский, не обратив внимания на то, что тысяцкий дает совет в присутствии рядовых ратников.

К вечеру тысяча заняла удобное место и затаилась в ожидании, когда тумен вытянется в походном порядке. Вельский собрал совет, пригласив пока только сотников, посчитав, если не определится верный ход, тогда уж прибегнуть к помощи десятников.

Отпала в этом нужда. Предложения от сотников сыпались как ягоды в лукошко. Похоже, они уже о многом подумали. Из обилия сказанного отвеяли полову, оставив чистые увесистые зерна: устроить первую засаду, выбрав ерник, подступающий с обеих сторон к дороге, и когда замыкающая сотня станет подъезжать к этому месту, ударить залпом из рушниц, полить дождем из каленых болтов.

Этот ход принят, осталось обсудить детали.

— Хорошо бы залп не сразу с обеих сторон. С одной стороны жахнуть, татары, опомнившись, направят морды коней на ерник, а тут — со второй стороны. Раскорячатся небось.

— Триболы перед ерниками раскинуть. Погуще.

— А со спины парой сотен — в мечи. Всю сотню посечь!

— Нет! — остановил ретивца Богдан Вельский. — В рубку негоже. Посшибали с седел сколько удалось и — в лес.

— Иль трусы мы?

— Знаю, не трусы, но я получил строгий приказ неввязываться в рубку, чтобы не терять ратников в мелких стычках.