Молодинская битва. Риск

— Девлет-Гирей, кипя злобой, затевает коварное: готовит тебе, государь, шертную грамоту, предлагая дружбу, сам же собирает тумены для удара по пятигорским черкесам, твоим, государь, друзьям, кому ты грамоту посылал, что станешь их защищать. На украины твои, государь, нынче большой рати не пошлет, но несколькими туменами собирается разорить Рязань, Тулу, Белев с Одоевым и Козельск. Если же дары от тебя, государь, будут, не пустит тогда тумены на твои украины.

— Дарами спокойствие покупать не станем! — сердясь, отрубил Иван Васильевич. — Силой заставим Девлетку хвост прижать! — потом спросил с недоверием; — А не зря ли пугает тебя доброхот крымский?

— Нет. Ни разу еще неверности от него не приходило.

— Тогда так: нужда есть тебе поспешить в Москву. Передашь мое слово Разрядному приказу, чтобы полки Окские предупредил и главному воеводе весть послал. А сам — в Одоев. За верховье Оки ты в ответе. Полков не даю, дружинами да сторожей управляйся. Если уж невмоготу станет, пошлешь гонца главному воеводе в Серпухов.

— Детей боярских твоего, государь, полка оставлю под руку стремянного моего Фрола Фролова. Деловит, смышлен и службу правит исправно.

— Коль исправно, пусть воеводствует в пути.

Когда Фрол узнал, что остается за князя, так несказанно обрадовался, что Воротынский даже усомнился, разумно ли поступил, передав ему в руки власть, но ничего уже не исправишь, нужно спешно собираться в путь. Благо, Дмитровский тракт наезжен.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Вот уже третий день князь Михаил Воротынский с Никифором Двужилом, Николкой Селезнем и сыном Никифора Косьмой объезжал засечную линию и сторожи, которые стояли еще прежде того, как Одоевская земля была жалована Воротынскому, и те, которые начал он строить за рекой Упой, но не успел завершить, отозванный царем для подготовки похода на Казань. С этой, новой засечной линии и начал осмотр.

Сторожи стоят — любо-дорого. Крепостицы, а не сторожи. Не тыном обнесены, а городней, да еще с козырьком, где устроены частые бойницы, более для рушниц приспособленные, чем для лучников-самострельцев. Над стенами — шатровая крыша, а по всем четырем углам вежи из двух, а то из трех ярусов. В вежах — пищали затинные.

— Пищали нужны ли? — засомневался князь Воротынский. — И откуда взяли? Не ведаю, чтоб царев Пушкарский двор вам отряжал пищали и пушкарей.

Сразу два вопроса. Первый о смекалке и мудрости военной. Как считал Воротынский, сторожам в осаде сидеть лишнее. Как ни упирайся, а конец один — гибель. Стоит ли ловких лазутчиков губить ни за понюх табака? Дело сторож сведать о вражеском войске, определить направление его пути, немедленно дать знать о том князю-воеводе, потом уже, по его воле, либо лазутить, либо языков доставлять. И еще одно важное: оборону города усиливать. Заметное подспорье дружине, когда со всех сторож казаки, дети боярские и стрельцы съедутся.

А может, что-то новое предложит Никифор? Его выдумка, не иначе.

Но Двужил указал на сына:

— Его, князь, пытай. Сторожи он ставил. Они и теперь под его началом. Я старые сторожи в божий вид приводил, у сына ума заняв.

Вот так проверил Никифор своего сына на прочность и дает возможность князю самому убедиться, достоин ли сын отца.

— Не менял я урочного вашего повеления, — принялся объяснять Косьма. — Верно, сторожам нет нужды в крепостице нападения ждать, обретая себе гибель. Только я так рассудил: а ну нежданно-негаданно ворог подступит. Пока гонцу удастся выскользнуть да весть воеводе доставить, держаться нужно. С пищалями же, князь, спорей дело пойдет. И так еще скажу: город ню чуток дольше ладить, зато за козырьком в любую сторону перебегай, где особенно густо полезут. А крыша? Понятно, под ней всегда лучше. И от дождя, и от солнца.

— Но пищали не у татар же отняли?

— Нет, конечно. В Тулу я сбегал. Так, мол, и так. Помогите. Себе же, говорю им, на пользу. Вне урока они отлили. Кружалы еще для ядер дали. Колупы для дроба. Кузнецы твои, князь, теперь сами работают и ядра, и дроб. Зелейный двор тоже свой. А пищалей наготовили не только для новых сторож, но и для старых. Пушкарскому мастерству в Туле же обучили по доброй воле тех, кто пожелал. Из стрельцов в основном.

Вот так. Все предусмотрел. Молодой, да ранний.

Когда же князь Воротынский поглядел волчьи ямы, сделанные так умело, что, не зная их, ни за что не распознаешь, подумал:

«Если Никифор свой военный разум сыну передал, замены лучшей старику не сыскать».

Прежние сторожи, что от Поля стоят, тоже перестроены на новый лад. Вокруг — городня. С вежами по углам. Конюшни теплые и просторные, с запасом' сена и овса. Дом для стрельцов, казаков и детей боярских ладно срублен, светел и просторен. Для сна — не нары, а каждому свое ложе по единому образцу.

Никифор Двужил пояснил: