Молодинская битва. Риск

— Иль прикидываете, что, захватив трон, князь Владимир Андреевич пощадит вас и наследника престола? Как бы не так. Вы станете первыми его жертвами. Жизнь ваша на кону, а вы — робкие овечки.

Не вдруг, но начали целовать крест, поодиночке правда, сторонники Владимировы. И тут подступил к Михаилу Воротынскому князь Иван Шуйский. Указал жестом в дальний угол и предложил:

— Поговорить ладком нужда есть.

— Что ж, если есть нужда, поговорим, — ответил Михаил Воротынский. — Отчего же не поговорить.

Первым начал Шуйский:

— Как ты, князь Михаил, так и я — Владимировичи мы. Руками рода нашего издревле Земля Русская множилась и крепчала, теперь вот нам Богом определено боронить ее от врагов, блюсти ее честь. Мы не Гедиминовичи,[175] которые к Литве нос воротят. Для нас выгода державы российской — главное, а ты, князь, похоже, только о государе печешься.

— Не едино ли то — государство и держава? Государю поперек встанешь, державству урон…

— Заблудно мыслишь. Если правда государя и правда верных слуг его едина, тогда верно — все ладом, но если правды эти разнятся, великий вред державе грядет.

— Иль не ходил ты на Казань? Рать слезами умывалась, восторгаясь государем своим! Выйди в город, сколько людишек собралось! Вся Москва, почитай. Люб государь и рати, и холопам.

— Да не о том слово мое. Вспомни, с чего Иван начинал. Тем, говорю тебе, и кончит. Поверь моему слову. Вижу, страшное время грядет. Не упустят Ралевы, Глинские и иже с ними своего, подомнут Ивана под себя, принудят петь под свою дудку.

— В самочинстве малолетнего государя и Шуйские преуспели.

— Нет и нет! Мы не враги себе и Земле Русской.

— Еще и прежде, в Иваново малолетство, показали себя Шуйские. Мать его даже не пощадили. Россия стоном стонала, кровью и слезами умывалась. Клевреты ваши…

— Вранье! Напраслина! Лихоимцы к тому вели, приживалы иноземные! Кому Россия — дойная корова. Только они!

— Пусть так, но отчего тогда ни одного опального из подземелий не вызволили Шуйские, кого Елена с Овчиной оковали лишь по навету. Даже нас с братом, Владимировичей, кто, как ты, князь, сказываешь, за Землю Русскую в ответе. Могу ли веру к вам, Шуйским, иметь?

— Грех берешь на душу, князь Михаил. Шуйские — старшая ветвь Александра Невского. Нам править Россией самим Богом предопределено, не исхитрись бы Калита.[176] С милостыней к бедным и страждущим, со смирением лизоблюда к татарским ханам, с коварством паука к братьям и родичам своим — всех он опутал паутиной, у всех соки высосал до конца. А род Шуйских главный род русской державы. Род истинно русский, нет в нашей крови ничего чужого. Нам блюсти интересы державные!

— Бодливой корове Бог рогов не дает.

— А погляди на кровь Иванову, да Дмитрия, кого в цари нам навязывают? Иван наполовину грек, наполовину черт-те кто, то ли литвин, то ли серб, а может, Овчинина кровушка в его жилах течет. У Дмитрия же еще и прусской прибавилось. Великая-то княгиня от кого? От Кобылы. Переметчика из Пруссии. А сколько волка ни корми, он все одно в лес смотрит.

— Корень государева рода и мне, князь, не хуже тебя известен. Если вспомним великую княгиню Софью, то она по отцу цесаревской крови,[177] а по матери род ее от итальянского знаменитого вельможи, равного нашему светлому князю удельному, нам с тобой равному.

— Верно все. Только так я скажу, сколь знатна бы она ни была, а к нашему неустроению пришла. Через жен-чародеек в предобрый род русских князей посеял дьявол злые нравы, скаредность и лживость. Да еще — властолюбие. Особенно у Калитичей всего этого в достатке.

— Про Глинских — не спорю. Мошенники. Охотники до чужих тронов. Особо князь Михаил Львович. Чуть было не выхватил престол у своей племянницы…

— А Елена?! Где это видано, чтобы баба державой правила?!

— Да, вероломна. Только так я скажу: сын — не в мать и не в дядю ее. И еще скажу: мой род никакого худа от государя нынешнего не видел. Россия вон как окрылилась, как в года и во власть Иван Васильевич вошел. Бог даст, не свернет государь наш с праведного пути. А князь Владимир? Верно, муж твердый, умом не слаб, только подлого корня. По трусости отца его и бесчестия отец мой безвинно в оковах сидел. Могу ли я верить сыну коварного труса. Яблоко от яблони далеко ли катится? На сем, князь Иван Михайлович, покончим. За государя Ивана Васильевича я на смертный бой пойду, ибо един он с подданными своими. Един с державой.

— Что ж. Бог тебе судья. Одно скажу: потомки осудят нас, что не разглядели великой беды России, не оберегли от лиха, исподволь вползающего. Да и нам с тобой, мыслю, не сносить голов. Сгинут именитые роды русские от корня Владимирова. Как пить дать — сгинут. И трон Россия отдаст нелюдям. Не вдруг, но — так станет по безделью и благодушию нашему.

Ничего не ответил Воротынский. Уверенный в своей правоте, пошагал осанисто к единомышленникам.