Молодинская битва. Риск

Первые всадники Опричного полка высыпали на покосное поле. Если не знать приказа главного воеводы, можно назвать их самыми трусливыми. Через поле — намётом. Напрямик к гуляй-городу. И вот уже все большущее поле покрылось всадниками, стремительно несущимися к крепости на холме. Такое впечатление, будто сейчас они кинутся на штурм.

Половину поля проскакал уже полк, и лишь тогда через реку начали перемахивать первые сотни преследователей.

— Слава Богу, воронье пожаловало! — довольно проговорил Михаил Воротынский, который стоял на повозке и внимательно наблюдал за происходящим перед крепостью.

Не только неприязни ради назвал князь ногайских всадников вороньем. Они резко отличались от русской рати: вместо кольчуг или чешуйчатых лат — нагрудники из воловьей кожи, на головах — не сверкающие на солнце шеломы, а толстые стеганые малахаи и тоже темные; кони у них темных мастей. Издали татарские всадники действительно виделись черными, как вороны, вот народ и приклеил им кличку — воронье, да и нравом они вполне походили на эту нахальную, вероломную птицу.

Опричный полк начал сплачиваться, словно готовиться к бою рукопашному, ногайцы, кинув поводья на шеи обученных своих коней, взялись за луки — еще немного, и полетят стрелы саранчовыми тучами на отступающих, стоит им лишь остановиться и дать возможность преследователям приблизиться на полет стрелы. Вот-вот это произойдет. Вот-вот.

Гуляй-город затаил дыхание: не припозднятся ли воеводы. Впрочем, поспешность тоже не на пользу. Нужно накатить тумен ногайский на гуляй-город так, чтобы не только пушками попотчевать можно было незваных гостей, но и из рушниц и из самострелов достать. А сделать это можно лишь тогда, когда татары, которые наверняка уже увидели гуляй-город, посчитают, что русские ратники спешат укрыться в нем и этим можно будет воспользоваться для того, чтобы ворваться в крепость на плечах бегущих. На этом и строился весь расчет. Не сплоховали бы только князья Хованский и Хворостинин, да и все остальные воеводы и ратники-опричники.

«Пора бы. Трубу! Трубу! — мысленно командовал князьям-воеводам Опричного полка Михаил Воротынский. — Пора! Трубу!»

И словно услышал этот приказ князь Хованский: пробасила его боевая труба, в тот же миг многоголосьем подхватили трубы тысяцких и сотников. Полк, словно послушная десятка ратников, рассеялся точно надвое и не стал обходить гуляй-город, а понесся к правой и левой опушкам, все более и более очищая середину поля. Татарская лава не вдруг поняла, что произошло, а поняв, не сразу смогла остановиться: конь, увлеченный массой скачущих собратьев, не в миг подчинится поводу — в это самое время многоствольный орудийный залп осыпал ногайцев крупной дробью и ядрами, прореживая лавину.

Положение куда как неприглядное. Самое разумное решение — отступить, и Теребердей (а именно он вел тумен ногайских конников) прекрасно это понимал, но пока тумен будет разворачиваться, огонь пушек, рушниц и самострелов выбьет не одну сотню. Да и ложно отступивший полк (поздно понял это Теребердей) вот-вот скроется в лесу, и кто знает, не перекроет ли он путь отступления. Мурза Теребердей принял самое смелое решение — без остановки идти на гуляй-город.

— Урагш!

Еще миг — и поле взвыло истошно: «Урр-а-а-гш!» Конники понеслись на гуляй-город, стегая нагайками своих верных коней. Грохот орудий и рушниц, густо стрелявших по несущимся конникам, утонул в тысячеголосом татарском боевом кличе: «Вперед!»

Ничто, казалось, не сможет остановить десятитысячную черную лаву озверевших людей и разгоряченных коней. Ничто!

Князь Михаил Воротынский повелел дать сигнал, чтобы ратники изготовились к бою рукопашному.

«Как сработают триболы?!» — с возрастающей тревогой думал князь, видя, что дроб и ядра пока бессильны против густой лавы, хоть и прореживают ее, но не вносят сумятицы, не сбивают темп, а это весьма опасно.

Однако как только первые сотни влетели в полосу трибол, сразу же образовалась куча мала: острые шипы впивались в копыта коней, те падали десятками (щедро рассыпали триболы ертоульцы, молодцы), новые ряды наваливались на передовые, еще не понимая, что произошло, а кони их тоже валились с раздирающим душу ржанием, бились, причиняя новую боль. Обезумевшие кони уже не подчинялись своим хозяевам, давили их, били копытами.

— Слава тебе, Господи! — воскликнул князь Воротынский. — Огонь, братцы! Чаще! Прицельней!

Хотя не мог не понимать главный воевода, что его крик могли услышать лишь те, кто стрелял рядом с ним.

До боя рукопашного дело не дошло. Теребердей велел дать сигнал отступления.

Опричный полк все это время не бездействовал. По противоположным склонам водослива ратники поспешили выйти на путь отступления ногайцев, причем князь Хованский растянул полк насколько успел, и получилось так, будто лес напичкан русскими, которые разили всадников из самострелов и рушниц, но лишь стоило ногайцам кинуться на стрелявших, как те рассыпались по ерникам и оврагам, в которые татары боялись соваться.