Молодинская битва. Риск

Князь Михаил Воротынский предлагал такую же тактику, вовсе не зная ее, какую применили ацтеки[231] против конного отряда конкистадоров,[232] пытавшихся захватить их столицу. Цепь заслонов была поставлена на пути захватчиков, и каждый заслон не бился насмерть, а, посопротивлявшись, рассыпался вправо и влево, чтобы частью сил выдвинуться вперед вновь встать на пути движения конкистадоров, частью пополнить главные силы, каким предстояло отрезать путь отступления. Через малое расстояние — новый заслон, тоже не жестоко сопротивлявшийся, лишь сходившийся в короткой сече. Эти стычки, хотя и победоносные для наступавших, изматывали их основательно, не давали ни часу покоя ни людям, ни коням, к тому же разрежая отряд. Возникало у испанцев, ко всему прочему, и чувство беспокойства, чувство неуверенности, ибо не видели они конца заслонам. Ацтеки как бы играли в дразнилки с малыми детьми. И вот когда конкистадоры окончательно убедились, что их мечта о захвате столицы ацтеков становится все более призрачной и что гораздо предпочтительней на сей раз уносить ноги к своим кораблям и, дождавшись подмоги из Испании, повторить поход, путь им заступила крупная ратная сила, готовая сражаться не жалея жизней. Только жалкие остатки конкистадоров прорвались сквозь эту стену.

Для соратников князя Михаила Воротынского предложенный им прием был нов и показался весьма заманчивым, хотя и рискованным, требующим глубокого осмысления, точного расчета, в котором были бы предусмотрены каждая мелочь, каждая деталь, ибо любая неучтенная мелочь, самая, казалось бы, незначительная, могла повернуть события не в пользу русской рати. Только боярин Николай Селезень, услышав предложенное князем, сразу же восторженно воскликнул:

— Здорово! Можно будет основательно вывернуть скулы тем тумеиам, какие попрут на Большой полк. Поубавится тогда прыти у Девлетки.

Николай Селезень никак не мог свыкнуться с мыслью, что теперь он боярин и должен хотя бы выглядеть степенным, рассудительным, оставался все тем же Николкой, моментально воспламеняющимся, когда что-то ему ложилось на душу. Он не заметил даже, как посуровел Двужил, продолжал все так же восторженно:

— Если сарацинский хан не совсем безмозглый, повернет разбойников своих. Обязательно повернет! Вот тут — под дых ему! По мордасам!

— Не гопай, пока не перепрыгнешь, — не сдержался Двужил. — Кто кому мордасы начистит, Богу одному ведомо. Пока же утихни, дай князю слово закончить.

— Да я вроде бы обо всем сказал, — решил слукавить Михаил Воротынский, промолчать и о переправах, и о мерах по обороне самой Москвы на тот случай, если Дивей-мурза разгадает его, Воротынского, замысел и посоветует Девлет-Гирею не отвлекать большие силы по мелочам, а идти, не теряя времени, на Москву.

Сам-то князь в одном еще не определился: какую задачу поставить Сторожевому полку, все остальное продумал до мелочей, но посчитал нелишним послушать своих бояр и дьяка Логинова, а уж потом решить, в чем поступить по-своему, в чем согласиться с мнением соратников. А они, удивленные, недоумевающие, молчали. Только когда уже безмолвствовать стало невмоготу, заговорил Двужил, пользуясь правом учителя княжеского.

— Сдается мне, до всего ой как далеко. Иль ты, князь, стольный город на произвол судьбы бросить надумал? Если так, худой ты воевода…

— Что посоветуешь? Как бывало прежде.

— Прежде ты, князь, княжичем был, дитем, теперь же — матерый воевода. Казань к ногам царевым положил. От одного этого слава тебе на веки вечные. Иль уже считаешь, что Бога за бороду ухватил? Верхоглядством не занедужил ли, грешным делом?

— Да нет, сердитый мой учитель, не задрал я носа. Просто пока что не все обмозговал. Надеюсь к тому же, что не пустопорожние слова от вас услышу. Особенно от тебя, боярин Никифор. Не серчай попусту, а пособи.

— Ладно уж, прости старика ворчливого, если что лишнего сказанул. Но с советов пошлин не берут. А по делу если, то так: хитрить нужно с умом, не считая, буд то перед тобой противник безмозглый. Один Дивей-мурза чего стоит. Да и темник ногайский Теребердей-мурза, ой как не промах. Их шеломами не закидаешь, если еще прикинуть, что и шеломов-то у нас вдвое, почитай, меньше. А то и втрое. Вот мой тебе, князь, совет такой: на переправах без боев не обойтись. Это — перво-наперво. Москву нельзя тоже открытой оставлять.

— Верно твое слово. Скажи только, как это сделать, чтобы двух зайцев одной борзой?

— Размести Сторожевой полк по подмосковным монастырям. Испроси, князь, благословение первосвятителя. Вылазки оттуда делать зело ловко. Не поведет рать свою сарацинскую хан, не вытащив такие занозы. Тут и ты — в загривок. Да во всю силушку русских богатырей! Чтоб татарве тошно стало!

— Дело. Весьма разумен твой совет.

— Погоди, князь, не все я сказал. На переправах заслоны ставь. Пушки для пособления. Не так, конечно, густо, но по полдюжины на каждую переправу отряжай.

— Про водную рать не следует забывать, — вставил дьяк Логинов. — Не зря же лодьи и дощаники спешно ладим…