Молодинская битва. Риск

Что ж, вполне приемлемо. Действительно, можно кроме Коломны строить лодьи и дощаники в Кашире, в Серпухове, в той же Калуге. По паре штук, а то и по три поставят на воду, куда с добром. Пресечь татарам переправы не пресекут, но потопить не одну сотню сарацинов потопят. Но главное, пушки и припасы зельные на дно пускать. Крепкий тут урон можно сотворить ворогам.

А если еще триболы на версту перед переправами разбросать, тогда и коней знатно Девлет-Гирей потеряет.

Ударили по рукам с мастерами на три лодьи и на один дощаник, чтоб готовы были к Пасхе. Воевода дал слово, что с лесом, а если нужда выйдет, то и с подмастерьями, никакой задержки не станет, и Логинов тут же, не мешкая, выехал в другие приокские города.

— Недели через три жди, князь. Поспрошаю к тому же у местных воевод, что они предложат, как татар встречать…

— Спрашивать — спрашивай, но о речном отряде не раззванивай. Не забывай, сколько в прошлом году переметнулось к Девлетке, когда он к Оке подошел.

— Как такое забыть.

Несколько дней с воеводой Коломны-крепости обговаривал Воротынский все вопросы, самолично вникая в каждую мелочь, связанную с ранним приемом рати, исподволь выпытывал и мнение воеводы, как лучше распорядиться полками, встречая крымцев. И хотя ничего интересного от воеводы не услышал, от тех бесед польза все же была, под их влиянием у самого князя все отчетливей стал вырисовываться замысел, хотя и очень рискованный, но суливший в итоге победу. Пока были только задумки, не обросшие конкретными деталями, но и это бодрило князя.

«Бить вдогон! Только так. Иначе — поражение!»

Поделиться своими мыслями, довериться полностью князь Воротынский позволил себе только с четверыми — дьяком Логиновым и своими боярами, послушать их, не возразят ли, и если нет, то сообща обмозговать несколько возможных вариантов. Остальным же воеводам, даже первым всех пяти полков, счел возможным указывать только то, что их касается, не знакомя с общим замыслом до самого последнего дня, а может быть, до самого боя.

В общем, когда собрал Михаил Воротынский своих бояр и Логинова, вернувшегося с удачной, как тот доложил, поездки, князь уже вполне уверился в правильности своего замысла и готов был отстаивать его выгодность, оттого и начал твердо:

— Хочу бить Девлетку по чингисхановским наказам, только с еще большей хитростью.

— Воеводы речь! — с явным одобрением воспринял первые слова князя боярин Двужил.

А Логинов молвил со вздохом:

— Нужда заставит есть калачи.

— Верно, — согласился князь Михаил Воротынский, — Нужда изворачиваться заставляет. Одно я скажу: до Москвы Девлетку допускать нельзя. Да я и нежелаю задохнуться, как мышь трусливая, в погребе своего дворца.

Подождал, не скажет ли кто какого слова, но ближние его советники промолчали, ибо не о том пока глагол князя, что можно обмозговывать, и тогда Михаил Воротынский продолжил, излагая теперь уже суть своего замысла.

— Стеной встречать крымцев на Оке не станем. Пусть его переправляется. Все одно помешать мы ему не в силах. А дальше так: на ту дорогу, по какой пойдут главные силы, поставим полк Правой руки. Пусть поупирается чуток, но в большую сечу не ввязывается, поначалу попятится, будто под неудержимым нажимом татар, а затем и вовсе — пятки в руки. Вроде бы в Москву побежит полк. На самом же деле, оставив не более тысячи для огрызания на удобных холмах и на переправах, уйдет к краю крымцев и станет теснить их сбоку. Левая рука другой край татарский зажмет. Окажутся татары хоть и не в крепком, но все же в ощипе. Опричный полк начнет хвост татарский щипать. Да не так чтобы легонько, а со злостью. Девлетка наверняка не захочет иметь в тылу рать русскую и пошлет тумен-другой уничтожить наших ратников, только мы и тут не станем ввязываться в серьезный бой, а тоже — в побег. Смысл в том, чтобы привести преследователей к Большому полку. Вот тут мы их встретим.