Читаем Молодежь и ГПУ (Жизнь и борьба советской молодежи) полностью

Днем в придавленных тишиной корридорах -- движенiе. Звякают ключи, и на порогe камеры появляется низкiй коренастый человeк с угрюмым квадратным лицом, за спиной котораго видны испуганныя лица наших сторожей.

Человeк останавливается в дверях и, заложив руки в карманы, медленно обводит своим взглядом всeх нас, замерших и придавленных каким-то необъяснимым ужасом. Не измeняя направленiя взгляда и выраженiя своего каменнаго лица-маски, незнакомец молча медленно поворачивает голову и поочередно заглядывает в глаза каждому. И тот, на котораго упал этот странно мертвенный взор, внутренне скорчивается от непонятнаго ужаса перед этими пустыми, безжизненно жестокими глазами. И словно испепелив своим мертвым взглядом жившiя в глубинe души каждаго надежды, незнакомец медленно подворачивается и уходит. Гремит дверь, но еще долго никто не может шевельнуться, словно всe остаются скованными этими полубезумными глазами.

Из угла камеры слышен свистящiй полу-шепот, полу-стон чекиста, ждущаго разстрeла: 129

-- Это -- палач...

И каждый невольно вздрагивает при мысли, что ему сегодня суждено, может быть, еще раз встрeтить взгляд этих страшных глаз за нeсколько секунд до послeдняго неслышнаго толчка пули в затылок и паденiя в вeчную темноту...

Через окно слышны заглушенные звонки трамваев и шум улицы. А мы всe заперты в желeзную клeтку и находимся в полной власти людей с безумными глазами...

___

К вечеру смeна часовых и надзирателей. Запах водки и эфира наполняет корридоры. Наконец, среди угрюмаго, подавленнаго молчанiя раздается шум шагов, звон ключей, и в нашу камеру входит группа чекистов с револьверами в руках. Начинается чтенiе списка смерти.

-- Авилов? -- вызывает комендант.

С лица моего собесeдника, молодаго крестьянскаго парня, замeшаннаго в сопротивленiи при отбиранiи хлeба в деревнe, разом сбeгает вся краска.

-- Есть, -- отвeчает он упавшим голосом.

-- Имя, отчество?

-- Иван Алексeевич, -- звучит срывающейся голос.

-- Собирай вещи!

-- Куда? -- странно спокойным тоном спрашивает парень.

-- Там тебe скажут... Домой, к бабe на печку, -- кричит чекист, обдавая нас запахом спирта, и от его шутки всe вздрагивают, словно от удара ледяного вeтра.

-- Барышев!

-- Есть. -- Еще одно лицо становится блeдным, как мeл, и на нем рeзче и яснeе выступают слeды ударов рукояткой нагана.

-- Имя, отчество?

-- Петр Елисeевич.

-- Сколько лeт?

-- Двадцать восемь.

-- Довольно пожил, сукин сын!.. Собирай вещи, сволочь!... 130

Медленно идет роковой список, и всeм кажется, что эти минуты хуже пули, хуже всякой пытки. Тe, кто по алфавиту уже пропущены, безсильно лежат на полу, не будучи в силах оторвать глаз от страшной, еще продолжавшейся сцены. А каждый из остальных, замерев, с острым напряженiем и мукой, ждет -- будет ли произнесено и его имя.

Вот и буква "С".

-- Сегал...

-- Снeгирев...

-- Сол.. -- комендант запнулся. Только сотая доля секунды... А сколько порежито в этот миг!...

-- Солнышков...

-- Топорков...

-- Харликов...

Молчанiе.

-- Харликов! -- возвышает голос комендант.

Опять молчанiе.

-- Гм... Так нeт Харликова? -- с мрачной подозрительностью мычит чекист, вглядываясь в список, и вдруг, осeненный какой-то мыслью, спрашивает:

-- Ну, а подходящiй есть?

По справкe надзирателя оказывается, что есть Хомяков с другим именем, но совпадающим отчеством.

-- Ладно, сойдет!.. Выходи...

Послeднiя буквы, послeднiя имена...

-- Щукин!

Из угла камеры молча поднимается фигура молодого монаха с красивым лицом, обрамленным черной бородой. Он молча крестится и идет прямо к двери.

-- Эй, поп, а вещи гдe?

Монах прiостанавливается и смотрит прямо в глаза коменданту.

-- Нeт у меня вещей, -- тихо отвeчает он.

Среди чекистов грубый хохот.

-- Налегкe в Царство Небесное собрался?

-- Опiум -- он без вещей, все едино, как пар!

-- Ну, катись, долгогривый, катышком!

Монах ровным шагом, с высоко поднятой головой скрывается в дверях... 131

В этот день из 40 арестованных нашей камеры взяли 24.

___

Кончился вызов, ушли чекисты, но в камерe не слышно ни звука. Оставшiеся лежат в безсилiи, словно их тeло и души раздавлены прошедшей сценой...

И только через час мнe передают небольшую котомку.

-- Т. Солоневич, вы, как староста, распредeлите... Щукин оставил.

Котомка -- это вещи монаха. В ней смeна бeлья и немного продовольствiя.

Голодных и раздeтых всегда много. Но у кого не станет поперек горла кусок хлeба в такiе часы?..

___

Часов в 11 вечера окно нашей камеры задвигается ставней, и во дворe ЧК начинается заключительная процедура. Группами по 4-5 человeк приговоренных выводят во двор и вталкивают в маленькiй домик, у гаража, откуда через нeкоторое время с равными промежутками -- в одну минуту -- раздаются выстрeлы.

Несмотря на всe запрещенiя, поставив у двери "на стремe" маленькаго воришку, я через щелку ставни наблюдаю за происходящим.

Вот идет новая партiя -- 4 мужчины и одна женщина. При холодном тусклом свeтe качающихся от вeтра фонарей можно ясно различить, как каждаго из них ведут под руки и подталкивают по двое чекистов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное