Когда та упала маме на колени, она вскрикнула. Вскочила с кресла. Упала. Сбросила горящую ветку голыми руками.
Пользуясь палкой как лопатой и сжав ее руками, Ханна выхватывала из огня пылающие угольки.
Они падали маме на бедра, на ступни… Сюзетта визжала и брыкалась, стараясь уклониться от раскаленного дождя.
А Ханна выхватывала из костра все новые и новые угольки и швыряла их в маму.
Они жалили ее, как превратившиеся в вампиров жучки-светлячки.
Мама выла и кричала.
Кончик палки Ханны мерцал расплавленной оранжевой магмой. Она знала, что делать. Мама хлопала руками по брюкам, пытаясь потушить несколько загоревшихся нитей. Девочка ткнула ей палкой в глаз, но в последний момент она дернула головой, и удар пришелся мимо цели. Горящая палка вонзилась родительнице в щеку, кожа в этом месте зашипела. Мама вскрикнула и вырвала оружие у нее из рук.
В следующее мгновение с миской в руках появился папа, подбежал и тут же выплеснул воду на маму, на мерцавшие язычками пламени угольки.
Потом схватил Ханну и отшвырнул в сторону.
От этой встряски девочка пришла в себя.
Может, она подошла слишком близко к огню? Может, папа ее спасал?
Она повалилась на грязную траву и покатилась. Испытала изумление. Почувствовала боль в руке, которую вытянула, чтобы смягчить падение. Ей показалось, что у нее вот-вот отвалится большой палец. Девочка закричала.
Но отец с матерью даже не подумали броситься к ней.
Вместо этого он подбежал к столу, схватил кувшин, вылил на маму и затоптал угольки. Та застонала и свернулась калачиком.
– Где у тебя болит?
– Лицо! Еще воды!
Папа подхватил маму на руки и побежал в дом. Ханна, все так же плача, прижала левую руку к груди и потащилась за ними. Она чуть было не проскулила «папа», но получился лишь хилый, слезливый всхлип.
Девочка не понимала, что произошло. Заклинание так здорово сработало. И она все сделала сама, без Мари-Анн. Почти довела дело до конца, мама корчилась на земле, еще чуть-чуть, и ее бы объяло пламя. Но папа вдруг все испортил. Быть того не могло, чтобы он любил маму больше, чем ее. Или все же могло? Он ее
– Почему? – сквозь слезы закричала она без всякого французского акцента, но родители ее так и не услышали.
Папа положил маму на большой стол и стал обтирать ее мокрыми кухонными полотенцами. Сама она плакала, приложив к лицу мокрую тряпку, затем тяжело опустила голову на стол, и папа завопил:
– Вызвать скорую?
Мама покачала головой, но со слезами справиться не смогла.
Драматизм происходящего – смятение родителей, их беспорядочные движения – Ханну немного напугал. Она без конца моргала, обхватив себя за плечо здоровой рукой.
Папа помогал, когда мама стала стаскивать с себя испорченные брюки.
– Вот здесь, – она показала чуть повыше колена, – и руки.
Она приподнялась на локтях и села, папа замотал мокрой тканью сначала одну ее руку, потом другую.
После долго рылся в шкафчиках, пока не нашел еще несколько кухонных полотенец и сунул их на кухне под кран. Он двигался неуклюжими рывками, как подстегиваемое выстрелами из лазера странное существо, которое она однажды видела в сериале «Звездный путь». И был похож на сумасшедшего, что ей совсем не понравилось.
Он обмотал мокрыми полотенцами пострадавшие участки кожи. И не забыл приложить их к маминым ногам.
– Еще где-то ожоги есть?
Какой же он устроил бардак. Маме это не понравится. Даже Ханне и той захотелось броситься вперед и вытереть на полу воду. Она немного попрыгала: посмотрите на меня, ну, посмотрите же! Из ее груди вырвался еще один всхлип, но папа с мамой по-прежнему вели себя так, будто ее и вовсе здесь не было.
– Лицо.
– Надо ехать в травмпункт.
Мама покачала головой.
– С неотложкой будет быстрее, к тому же… не думаю, что все так плохо…
Ханна осторожно подошла ближе. Мама плакала уже не так сильно, потом отняла от щеки компресс и показала папе.
– Что там?
– О господи…
Папа метался туда-сюда как угорелый.
– Тебе нужно к врачу.
– Что, так плохо? О боже! Я не могу ходить без штанов, принеси мне какие-нибудь шорты.
Папа бросился наверх по лестнице. И в этот момент мать наконец ее заметила. Поначалу она застыла как вкопанная и широко открыла глаза, готовая бежать. Ханна приблизилась еще немного, время от времени похныкивая и держа распухшую руку.
– Ханна! Ты поранилась?
Мама покрутила головой, не зная, что делать, посмотрела на лестницу, затем на входную дверь и опять на Ханну. Испуг на ее лице сменился тревогой.
– Что с тобой? Ты что-нибудь себе сломала?
Ханна стояла у стола, вытянув вперед руку. Кисть раздулась и превратилась в огромную луковицу синюшного цвета.
С лица родительницы слетела маска, взгляд стал жестким и злым, будто она больше не могла прикидываться хорошей мамой.
– Ну что, получила… Болит, да?
Когда папа ринулся вниз, под его ногами загрохотали ступеньки.
– Ханна ушиблась, – сказала мама.
И ее лицо вновь приобрело нормальный вид – точно такой же, как и каждый раз, когда у дочери болел животик или поднималась температура.
– Что такое?
– Думаю, она сломала кисть.
Папа выпучил глаза и широко открыл рот, будто услышав сигнал тревоги.