– Ах... – я пытаюсь думать, но это трудно, когда язык Уэса скользит по моей ключице. – Мы должны найти колесно-гусеничный вездеход... и расчистить шоссе... и гнать так быстро, как только можем.
Уэс пробирается к моему плечу, заставляя соскользнуть тонкую бретельку моего сарафана, попавшуюся ему пути.
– А что еще? – лепечет он, прижимаясь к моему воспаленному телу.
Кончики пальцев Уэса касаются моей кожи, когда он спускает бретельки моего платья до локтей. Тонкая желтая ткань сползает с моей груди, и Уэс следует за ней, оставляя след из поцелуев.
– Я...
Дальше даже уже не понимаю, что говорю. Мои мысли путаются, и внимание полностью сосредоточено на колюще-мягком ощущении этого прекрасного мужчины. Я протягиваю руку, чтобы погладить его шелковистые волосы и говорю первое, что приходит на ум.
– Хочу, чтобы ты научился управлять самолетом, – задыхаюсь, когда его любопытный язык кружится вокруг моего обнаженного соска, – и отвез меня туда, где я никогда не была.
– Куда, например? – спрашивает он, продолжая свой спуск, стягивая мое платье и целуя мой живот, забывая о запретах.
– Туда, где... ветряные мельницы... и цветочные сады... и... и маленькие домики с соломенными крышами. – Я непроизвольно выгибаю спину, чувствуя, как кончиком пальца Уэс проводит по моим складочкам поверх кружевных трусиков.
«Это рай для моей души», – думаю я, чувствуя тепло солнца на своей коже и нежные прикосновения Уэса все это время.
Это единственное объяснение. Я умерла, и это моя награда за то, что позволяла маме таскать меня в церковь все эти годы.
– А что ты будешь делать, когда мы останемся вдвоем? – спрашиваю, глядя вниз на свое тело.
Уэс поднимает свои глаза мшисто-зеленого цвета, порочно прищуренные и прикрытые дерзкими темными бровями.
– Вот это, – говорит он, прежде чем исчезнуть у меня под платьем.
– Рееейнбоооу! – голос, такой же знакомый, как и имя, которое слышу, проносится мимо нас на ветру.
Мама?
Я сажусь и выглядываю из-за высокой травы. Мама стоит на нашем крыльце через дорогу, прижав руки ко рту, как рупор.
– Реееейнбоооу! Пора домой!
– Мама! – я изо всех сил пытаюсь натянуть платье – мне не терпится подбежать к ней.
Я так по ней скучала. Но когда встаю, земля начинает сотрясаться. Я хватаюсь за Уэса для устойчивости, когда трава вокруг нас высотой по колено выстреливает вверх. За считанные секунды она вырастает до высоты Уэса, запирая нас в клетку. Звук чего-то рвущегося привлекает мое внимание к нашему одеялу, которое разделяется посередине, и еще больше травинок вырывается из земли, разделяя нас, как прутья тюремной камеры.
– Нет! – кричу, хватая Уэса обеими руками. Я тяну его на свою сторону одеяла как раз перед тем, как последний травяной стержень вырывается из земли.
Тяжело дыша, я смотрю на его лицо, ожидая увидеть гнев или замешательство, или выражение сосредоточенной решимости, которое он напускает на себя, когда пытается скрыть свои чувства от меня, но там... ничего.
Его черты спокойны, как у восковой фигуры, а глаза смотрят сквозь меня, когда он открывает рот и говорит:
– Пора домой, Рейн.
Он медленно поднимает руку и указывает на что-то позади меня. Я оборачиваюсь и вижу, что сбоку от нашей травяной – в шесть футов высотой камеры открылась тропинка.
Облегченно выдыхаю и тяну все еще протянутую руку Уэса, но его ноги словно приросли к Земле.
– Ну же! – кричу я, снова дергая ее. – Я не оставлю тебя здесь!
– Все оставляют, – повторяет он свою мантру монотонным голосом.
Я чувствую себя так, словно нахожусь в стране Оз, а он – Страшило, знакомый и растерянный, бездумно отталкивает меня от себя.
– Реейнбооооу! – мамин голос звучит дальше.
Нам нужно идти.
– Давай! – я снова дергаю Уэса за протянутую руку на этот раз достаточно сильно, чтобы заставить его ноги двигаться.
Мы ступаем на узкую тропинку, и мне приходится тащить его за собой каждый шаг пока тропинка не расходится.
Дерьмо!
Я окидываю взглядом обе тропы, замечая, что каждая из них ведет к другой развилке.
– Подними меня, – говорю, вставая позади Уэса и кладя руки ему на плечи.
Он автоматически делает, как я просила, подставляя мне руку, как ступеньку для ног, чтобы взобраться ему на спину. Когда поднимаюсь и смотрю поверх травы, мой желудок сжимается. Поле Олд Мэн Крокерс превратилось в гигантский запутанный лабиринт. Я все еще вижу маму, стоящую на крыльце через дорогу, прикрывающую глаза от солнца и высматривающую меня в поле, но мне кажется, что она теперь в два раза дальше.
– Мама! – выкрикиваю я, размахивая руками над головой. – Мам! Мы Здесь!
Что-то привлекает ее внимание, но это не я. Земля снова содрогается, когда поворачиваюсь, чтобы проследить за направлением ее взгляда. Я с изумлением смотрю, как в центре поля вырастает зеленый стебель, толстый и высокий, как телефонный столб. Как только он достигает своей высоты – расцветает.
Я ожидаю, что меня ослепят бархатистые лепестки или пальмовые листья размером с водные горки, но вместо этого стебель раскрывается и выпускает единственное черно-красное знамя, которое разворачивается до самой земли.