Читаем Молитва нейрохирурга полностью

Сложно найти слова, способные выразить, сколь я благодарен вам и вашей команде за исключительную заботу, проявленную Вами к Тине во время ее недавней схватки с опухолью четвертой стадии. С первой же нашей встречи, когда мы готовились провести эмболизацию, я был поражен Вашими заботливыми манерами и редкой способностью установить контакт с маленькой девочкой, которой предстояло перенести ряд столь непростых и страшных процедур. Благодаря вам и Тина, и ее родители ясно осознали, каким будет лечение, и смогли смело встретить все связанные с ним риски.

Я сорок лет провел в медицине, но нечасто встречал людей с таким сочетанием профессиональных, личных и духовных дарований. Ваши слова, манеры и духовный вклад успокоили родителей Тины и дали им надежду. Позвольте выразить вам вечную признательность всей нашей семьи[11].

Читая эти строки, я вспомнил, какая смелость потребовалась мне, чтобы молиться в присутствии врача, некогда работавшего в лучших клиниках мира. И я был рад, что не отказался проявить заботу о Тине самым лучшим способом, какой я только знал, — тем, который гласит, что человека нужно воспринимать во всей его цельности.

Но сколь бы счастлив я ни был от того, что давала родителям молитва, я все еще боялся молиться в присутствии коллег. Чтобы преодолеть этот страх, мне требовалась невероятная смелость.

И вскоре я достиг критической точки.

<p>Чужой среди своих</p>

Молитва стала частью моего дня. Больные в целом принимали ее с радостью, и я даже почувствовал, что она улучшала исходы операций. Впрочем, я по-прежнему молился только в те краткие минуты, когда оставался один на один с больным — до операции и после. Я боялся молиться в присутствии кого-либо еще, кроме самих больных и их родственников. Иными словами, я боялся сестер.

Я боялся реакции медсестер. Они настолько влиятельны, что от них зависит вся жизнь лечебного учреждения.

Сестры влиятельны и необычайно ценны в больничной команде. Без них ни один госпиталь не будет первоклассным. И именно от них зависит то, как будут чувствовать себя пациенты во все время пребывания в клинике, — и то, как будет чувствовать себя врач. Хорошие сестры прекрасно знают своих больных и могут подсказать врачу, что именно он пропустил. Они подмечают все, что творится в операционной, — и даже то, у кого из больных больше всего осложнений после операции. Я ценю их мнение, оценки и заботу. Они очень нужны в нашем хаосе. И теперь я гадал, что они подумают обо мне за возможное нарушение их представлений о приличии в медицинской среде.

Стоит сестре один раз нелестно отозваться о враче — неважно, справедливо это или нет, — и репутация этого врача, по крайней мере у сестер, в мгновение ока может рухнуть. Конечно, они по-прежнему будут исполнять его приказы, — но просто не будут его уважать. Возможно, мы и не должны придавать этому особого значения, но глубоко в душе каждый врач прекрасно знает о своей репутации и боится потерять уважение других. Мысль о том, что сестры вас осудят, а потом об этом узнают коллеги — это опасная мысль, и неважно, как именно вы пытаетесь игнорировать эту угрозу или сводить ее к минимуму.

Вот в таком страхе я жил. А еще я двоедушничал. Тоже не сахар. Я молился вместе с больными — но не хотел, чтобы во мне видели того, кто молится вместе с больными. Я был уверен, что сестры и другие врачи неправильно поймут мои мотивы и даже поставят под сомнение мою добросовестность как хирурга. Была и еще проблема: в этой клинике я работал уже семь лет и установил со многими довольно крепкие отношения. Люди прекрасно меня знали. И узнай они о том, что меня так повело, отношения могли бы измениться, — а я не хотел иметь никакого дела ни с лишним вниманием, ни с вопросами.

И тем не менее эта молитва тайком невыносимо раздражала. Ждать, пока сестры и анестезиологи покинут операционную, чтобы я мог помолиться… несомненно, это было самой жалкой частью моего дня. Пока я ждал, меня всякий раз охватывал страх. Я не мог сосчитать, сколько раз ходил на цыпочках по предоперационной, убивая время, — или притворялся, будто читаю историю болезни в отсеке больного, а на самом деле ждал, пока сестры закончат и займутся другими делами.

А потом настал перелом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука