Молитва нейрохирурга

Она кивнула и замолчала, прежде чем снова заговорить. Когда же это случилось, ее словно прорвало. Оказалось, в ее прошлом скрывалось намного больше, нежели просто «плохое обращение» Дэйва. Она схоронила в глубинах памяти очень многое, но из-за этого решила, что не заслуживает ничего хорошего, ничего прекрасного. Когда со мной делятся таким, даже быть частью этих откровений – великая честь. Но главная роль здесь принадлежит Богу. Выслушав ее историю, я спросил:

– Вы хотите простить этих людей и навсегда отпустить их?

Она закрыла глаза и заплакала. Сначала незаметно, потом задрожали плечи. Так прошла пара минут.

– Скажите о прощении сами, – тихо обратился к ней я. – Как захотите.

– Господи, я прощаю того, из-за кого все эти годы чувствовала себя последней дрянью, – сказала она. – Я больше не виню Тебя в том, что Ты меня не защитил. Не знаю, почему это случилось со мной тогда, не знаю, почему происходит теперь, но я приму: Ты благ. Что еще я могу сделать?

– Морин, для Бога вы драгоценны и прекрасны. Знаю, вы никогда этого не чувствовали. Но это истинная правда. Пусть она заменит ложь, которой вы верили прежде. Почему бы вам не сказать, что вы драгоценны и прекрасны? Ведь именно так о вас говорит Бог.

– Не знаю, смогу ли я, – отозвалась она. – Я никогда в это не верила.

Прежним собеседникам я предлагал такое несколько раз, когда мне казалось, что именно это они должны услышать. Это правда: мы все драгоценны для Бога. И каждый раз я слышал отказ: это слишком противоречило тому, во что они так долго верили.

– Вам не нужно это чувствовать, – сказал я. – Это не просто комплимент. Так вас видит Бог. Ваши слова – это ваше с Ним согласие.

– Ну тогда я драгоценна и прекрасна.

У нее на глазах показались слезы.

– Мне бы хотелось услышать это еще раз.

Она улыбнулась.

– Я прекрасна, – сказала она.

Ее голос звучал намного увереннее. У нее даже изменилось выражение лица. Истина способна преобразить нас, если мы ей доверимся. Многим из нас так долго внушали, что они никчемны и ничего не заслуживают, что они стали вести себя именно так, поверив в это. Так было и с Морин. А теперь она вновь открыла свою личность, данную Богом.

Многим из нас так долго внушали, что они никчемны и ничего не заслуживают, что они стали вести себя именно так, поверив в это.

– Это все, от чего вы хотели освободиться? – спросил я через минуту.

– Да, все.

Она вытерла слезы. Ярость больше не искажала ее черты. Казалось, она преобразилась и помолодела на пятнадцать лет.

– Я чувствую невероятный покой, – сказала она. – Это и правда свобода.

– Прекрасно, – ответил я.

– Я… мне нужна духовная связь с Богом, – сказала она. – Хочу снова ходить в церковь. Мой нынешний друг тоже пойдет. Только его утром не добудишься.

– Отличная идея, – поддержал я. – Вы проявили невероятную смелость и искренность. Я горжусь вами, и знаю: Бог тоже. Он хочет, чтобы вы стали ближе. Он поразительно благ, терпелив и добр.

– Я чувствую, – сказала она, встала, обняла меня и вышла.

* * *

С Дэйвом мы виделись каждый день, пока его не выписали. Говорил он все так же медленно, но операция прошла успешно. Катушки держались. Я молился за него каждый день: он соглашался, но ничего не говорило о том, что он готов открыть Богу сердце. Та девушка призналась, что в полиции солгала. Никто ее не насиловал. Дэйв не нарушил закон – головная боль повергла его на землю, прежде чем он смог слишком далеко зайти. Рванувшая аневризма спасла его от тюрьмы. Дело закрыли.

Мы встретились через полгода. Речевая терапия помогла, но он все еще говорил короткими, рублеными фразами. Правая рука оставалась слабой. Было ясно, что это на всю жизнь. Это его расстроило: он хотел вернуться на работу, но теперь не мог. Впрочем, барьер из катушек держался прекрасно, и мы могли не встречаться еще несколько лет.

Мне казалось, жизненные драмы смирили его и заставили пересмотреть всю жизнь, в том числе и духовную. Но, когда я спросил, изменилось ли что-то в его духовном мире, он только пожал плечами и покачал головой. Он не хотел иметь с этим ничего общего. Его заботило только одно: прежняя работа и прежняя жизнь.

Морин я больше не видел. Но уверен, что она, в отличие от Дэйва, перелистнула главу своей жизненной книги. Жизнь – это непрерывное путешествие. Когда люди покидают мой кабинет, понятия не имею, куда они решат направиться. Я в силах сделать только одно: дать им все возможное, пока они под моей опекой. Прежде, когда я только начинал молиться вместе с больными, мне казалось, Бог отвечает на все мои молитвы и дарит благодать и мне, и моим подопечным. Я начал думать, что подобрал ключ к идеальным исходам операций, и даже решил, что своими молитвами влияю на этот исход и что операция, перед которой я молюсь, никогда не будет неудачной.

Ага, разбежался.

Встань и иди