Молитва нейрохирурга

Я все-таки решил ввести антикоагулянт: свертывание встречается чаще кровотечений. Но теперь моя задача стала намного более деликатной. Словно Одиссей, я вел свой корабль между Сциллой и Харибдой. И кровотечение, и появление тромба – все могло привести к тому, что Дэйв не выйдет из операционной живым. Мы уже два часа шпиговали аневризму катушками. О да, чем меньше больной пролежит на столе, тем хирургу спокойней, – но я был не вправе спешить. Шаг за шагом, только шаг за шагом. Последние катушки – самые сложные и опасные. Когда бутылку заполняешь по самое горлышко, перелиться может в самый последний момент. Если катушка выпадет из аневризмы в артерию – жди проблем. Если катушек не хватит – барьер не выдержит, катушки собьются в кучу и аневризма раскроется вновь. Работа, как черная дыра, поглощала все силы. Но наконец я возвел преграду, которая, как мне казалось, могла выдержать неустанное биение крови.

– Все, – выдохнул я. – Давайте ушивать.

Особым устройством я зашил прокол в бедренной артерии и через несколько минут вышел, просматривая снимки.

Ангиограмма показала, что я закрыл аневризму. Но то, что с сосудами все хорошо, еще не означает, что пациент очнется таким же, каким заснул. Дэйв проснулся спустя четверть часа. Из-за тромба, вызванного вторым инсультом, говорил он все еще невнятно. Еще через час я зашел к нему в палату. Речь, движение – все осталось как прежде.

Да, Дэйв, теперь только сам. И где же ты так накуролесил?

* * *

На следующий день ко мне зашла женщина. Выглядела она уставшей и изможденной. Очень уставшей. Краше в гроб кладут.

– Добрый день, – сказала она. – Меня направили к вам. Дэйв Джексон. Нужно подписать бумаги на пособие. Его могут на улицу выгнать.

Ее речь была резкой и рваной.

– А вы… жена? – уточнил я на всякий случай. Мало ли.

– К несчастью, да, – ответила она. – Юридически. Так-то мы разошлись. А что с ним?

– Операция прошла хорошо, – ответил я. – Больше поймем, когда восстановится. Рад, что вы можете помочь ему с документами. Сам бы он не справился.

Я видел: все, что случилось, словно придавило ее к земле. Она была в смятении. В растерянности. В отчаянии.

– Вижу, у вас непростые времена, – сказал я. – Наверное, вам очень трудно.

– Это кошмар, – вздохнула она. – И главное, он ведь и детей в это втянул.

– Куда? – спросил я. – Я ведь ничего не знаю. В чем там дело?

– О, это хорошо, что вы не знаете, – язвительно бросила она. – Это особое дело. Он кого-то там нашел в интернете. Сказала, что взрослая. Обманула.

Так вот почему приходили офицеры!

Она рассказала все. Дэйв пригласил пассию к себе, и когда они были вдвоем, рванула аневризма. Дэйв уже подозревал, что девушке нет восемнадцати, – и не стал вызывать скорую, боясь, что работники сообщат в полицию. Он позвонил сыну, а тот, в свою очередь, позвонил Морин. Пока сын с отцом ехали в больницу, Морин хотела отвезти девушку домой, но та сбежала, – а потом пошла в полицию и сказала, будто Дэйв с сыном ее изнасиловали. Обвинения уже предъявили. Обоим.

Морин кипела от гнева. Я почти видел, как ее бьет мандраж.

– И как вы, справляетесь? – спросил я.

– Не уверена.

– А семья? Родные вас поддерживают?

– Не то чтобы очень. Какая тут уже семья? Мерзость!

– Знаете, может, вам это покажется странным, но вы тоже в опасности, – сказал я.

Моя голова немного кружилась от количества драм.

– Да? Это в какой же?

– Дела семейные тут ни при чем. Хотя да, положение не из приятных, – сказал я. – Просто вы рискуете поддаться злобе и горечи. Это обременит и вас, и семью. Да, у вас есть полное право злиться и горевать. Но вам это ничего хорошего не принесет.

Она склонила голову к плечу и недоверчиво посмотрела на меня.

– О да, горе мне знакомо, – сказала она. – Прекрасно знакомо.

– Тогда вы согласитесь: это сильнейшая эмоция, и она способна навредить и вашим чувствам, и вашему здоровью.

– Кто вы? Психолог? – она провела границу, и теперь я должен был ступать очень осторожно.

Да, я не психолог. Я нейрохирург. Психология – не мое поле, и ни больные, ни их родственники не ждут от меня консультаций. Я осторожен и не перехожу профессиональных границ. Многим из тех, кто приходит ко мне на прием, я рекомендую посетить психолога и обрести постоянную эмоциональную поддержку. Но если я могу открыть людям, что они вольны исцелить себя, если изменят образ мышления, то считаю это частью своей работы.

– Нет, – сказал я. – Но у многих, кого я встречал, здоровье ухудшалось именно тогда, когда они злились, завидовали или обижались. И улучшалось, когда они прощали. Это не психология, а просто мой опыт. Могу рассказать, только не сейчас, а в полпервого. У меня будет перерыв на обед.

Будь у нее все в порядке, она, наверное, просто бы от меня отмахнулась. Но она хваталась за соломинку. Как и многие другие, с которыми я встречаюсь, когда у них тяжелые времена, она искала кого-то, кто бы о ней позаботился, дал бы совет и притом не осуждал и не имел корыстных мотивов.