Это было последнее, что я, восходящая звезда нейрохирургии, хотел услышать. Разве это не он должен извиняться? Не ему ли просить прощения? Если бы я простил отца, мне пришлось бы самому отвечать и за мою жизнь, и за мои неудачные отношения. Я бросил трубку, но не мог забыть ее слов. Да, я многим причинил боль. И я хотел прощения. Я должен был отпустить отца с крючка – и двигаться дальше. В ту ночь, в спальне, я сказал – возможно, Богу: «Хорошо, я прощаю отца. Я отвечаю за свою жизнь. Я больше его не обвиняю». Ничего особого не произошло. Мне даже не стало лучше. Впрочем, сейчас, вспоминая тот день, могу сказать, это было одно из самых важных решений в моей жизни. Мой выбор – простить – постепенно изменил мою душу, стал фундаментом моего будущего дела, и именно благодаря ему так изменился мой профессиональный путь.
Прошло несколько недель, и мне позвонили. Открылась вакансия в Калифорнии – место врача в клинике. С академическим госпиталем это было не сравнить, и прежде я только посмеялся бы. Но теперь во мне что-то поменялось. Стоило мне простить отца, и я вдруг понял, что желание прославиться ушло. Я больше не чувствовал, будто должен доказать что-либо ему или коллегам. И вместо того, чтобы отвергнуть работу, я ее принял.
Мой выбор – простить – постепенно изменил мою душу, стал фундаментом моего будущего дела, и именно благодаря ему так изменился мой профессиональный путь.
Было время, когда я хотел уравнять работу и досуг. Я хотел меньше работать и чаще общаться с людьми. Мечтал переехать туда, где климат был мягче. Амбиции всегда связывали меня с оживленной больницей, где можно было сделать престижную карьеру.
А теперь моей главной целью была не слава – меня гораздо сильнее влекла хорошая погода.
Я решился и в тридцать два года пошел ва-банк, оставив академическую должность в Пенсильвании ради клиники в Сан-Диего. Моя жизнь изменилась в мгновение ока.
Вместо того чтобы пахать как вол и злиться на нервы и холод, я играл в пляжный волейбол и любовался потрясающе красивой природой. Я уже и не помнил, когда у меня выдавалась свободная минутка, – а теперь мог даже бегать трусцой и просто думать о том о сем, в том числе и о жизни.
В те дни я хорошо себя чувствовал и считал, что получал от жизни то, что заслужил. Я прошел путь от мальчика с заправки до нейрохирурга – и доказал, что мечта может сбыться, если постараться. Тех, кто не смог преодолеть обстоятельства, я считал слабаками. В глубине души я, наверное, даже считал себя лучше тех, кого лечил, – если бы они занимались здоровьем, говорил я себе, если бы заботились о нем, то у них и проблем бы не было.
Мир манил меня, как и прежде. Я любил вечеринки, концерты и светские рауты. Я заводил один роман за другим и, хотя любви и не испытал, пустился во все тяжкие ради мимолетных увлечений. А насчет Бога… Насчет Бога я думал так:
От веры я не отказался. Я перевел ее в «свободный режим». Хотелось – молился. Хотелось – читал Библию. Дома, в уединении. Я следил, чтобы вера не вмешивалась ни в мою работу, ни в мои отношения.
А потом, вскоре после того, как я переехал, случился один очень странный разговор. Я вовсю наслаждался новой жизнью, частью которой стали субботние пробежки вдоль пляжа. Где-то в глубине души я знал, что это милость Божья. Да, я считал, будто я ее заслужил – и будто сам совершил немало, – но мое сердце было более открытым к голосу Бога, чем на протяжении долгих лет.
В то время как я в один прекрасный день бежал по прибрежной прогулочной дорожке и засматривался на волейболисток, голос внутри меня – не слышный другим, но от этого не менее реальный, – спросил:
«Что ты делаешь?»
Сперва я не понял: то ли мои мысли вдруг обрели звучание, то ли со мной заговорил Бог. В любом случае, это казалось совершенно естественным, и я ответил как было:
«Ищу девушку, хочу познакомиться и закрутить роман».
«И давно ты так?» – спросил голос, ставя акцент на слове «давно».
Я прикинул, когда начал интересоваться девушками. «Лет восемнадцать».
«И как проходит твой роман?»
«Ну… – задумался я. – Знакомимся, месяца три встречаемся, потом она мне наскучивает, и я ищу другую. В последние годы как-то так».
«И что хорошего ты получил за эти годы?»
Я замер. Такая мысль мне никогда не приходила. Я посвящал общению тысячи часов, но никогда не спрашивал себя: а что я, собственно, с этого имею? Я порылся в памяти, желая найти хоть какой-то оправдательный итог, и пришел к мрачному выводу.
«Ничего, – наконец признал я. – Ничего я не получил».
«И сколько еще времени ты потратишь?»
Я молчал.
«Может, перестанешь?» – предложил голос.