Раньше я почти не общался с евреями и был приятно удивлен. Они привлекали. Они были богатыми и остроумными, любили смеяться и, казалось, по-настоящему наслаждались жизнью; они водили хорошие автомобили; а еврейки были поразительно красивы. Что еще нужно парню в двадцать лет? Я чувствовал, что быть с ними – прекрасно. Кроме того, я мечтал открыть лекарство от рака или инсульта, совершить какое-нибудь великое открытие, изменить мир и купаться в лучах любви и восторга. Мне казалось, евреи очень многого достигли в медицине, и я хотел стать одним из них.
С юных лет я считал Иисуса особенным. Моего отца гнали именно из-за решения следовать за Иисусом. И я уважал его убеждения.
Я также оценил контраст с христианами, которых знал по жизни в маленьких американских городках. Те вечно были бедными, вечно испытывали проблемы, вечно раздражались и соблюдали кучу правил. Еще они все время несли Богу целые списки проблем, – причем решались эти проблемы далеко не всегда. Христиане казались нищими и беспомощными. Как здорово было наконец оказаться рядом с теми, кто имел деньги, власть и силу, чтобы двигать мир!
Я полностью принял культуру, которой никогда не знал. Я ходил с друзьями в синагогу. Я чувствовал себя праведным, когда постился в Йом-Киппур и ел мацу на пасхальной неделе. Я просиживал долгие службы на иврите, которого мы, в общем-то, не знали. Только однажды, из любопытства, я посетил христианскую общину, бывшую недалеко от кампуса, и об этом узнал мой однокурсник-еврей. Я сперва отпирался, но он заставил меня признаться, и я никогда не ходил туда снова, боясь, что скажут мои новые друзья.
Уважение к евреям и еврейской культуре я испытываю и по сей день. Мне нравилось чувство единства, которое я испытывал в синагоге на праздничных службах. И на четвертом курсе школы я начал испытывать конфликт. В глубине души я не мог отрицать, что Иисус был особенным, – но я не хотел, чтобы он был моим Богом или Мессией. Я не хотел почитать Иисуса. На мой взгляд, он был слишком смиренным, слишком милым и слишком мало противился злу. Я не хотел быть таким. Кроме того, мне казалось, что в академических залах не особо нужны ни Бог, ни Иисус. Меня учили тому, что медицина и хирургия имеют власть спасать жизни, – и что эта власть скоро будет моей. Следование за Иисусом казалось столь скучным и неинтересным по сравнению со славой, радостью и азартом… и я мог получить все это как еврей – и как врач.
Мне не хватало уверенности, чтобы общаться наравне с однокурсниками, которые были на два года старше, – но в учебе мне не было равных. Уже на третьем курсе я обрел свою стихию. До этого мы учились по книгам, но теперь началась практика, – мы работали с больными, чтобы узнать, как их лечить. И я понял, что мне безумно нравится медицина и что у меня прекрасно получается. Оставалось достичь вершин.
Помню, как я учился ставить центральный венозный катетер. Обычно это изучали в первый год резидентуры. Мне до нее оставалось два года. Установка центрального катетера – это первая опасная операция, которой учится резидент. По сравнению с обычным внутривенным катетером – это земля и небо. Иглу длиной почти с палец нужно ввести под ключицей в проходящую там крупную вену. Самый большой риск – проколоть верхнюю часть легкого. Это может стать фатальным, если вовремя не принять мер. Анатомия людей разнится, и искать эту вену – все равно что бурить землю в поисках нефти. На третьем курсе мы уже успели посмотреть со стороны, как ставят катетер, но вряд ли бы кто-нибудь позволил мне сделать это самому, – разве что в критической ситуации.
Если кто-то в больнице перестает дышать или переходит в иное опасное для жизни состояние, включается «Синий код», – и врачи с резидентами мчатся со всех уголков больницы реанимировать больного, что предполагает постановку центрального катетера. Студенты в таких случаях только смотрят. На второй «Синий код» я прибыл быстро, и никого еще не было. Я попросил сестру дать мне катетер, но та, посмотрев на мой короткий белый халат, – облачение ученика, – презрительно покачала головой. Спустя минуту появился резидент, и она отдала набор ему. Я пытался выпросить набор на других «Синих кодах». Исход был таким же.