Теперь сестры иногда становятся частью нашего молитвенного круга. Конечно, я всегда знал, что многие из них очень заботливы. Но когда они молятся вместе с нами, всем будто становится теплее, – и мы оказываемся ближе друг к другу. Прежде я даже не представлял, будто такое возможно.
Сестры откликнулись сильнее, чем я мог пожелать. Но это было лишь началом моей дороги к искренности.
* * *
Я молился с больными до каждой операции и после нее. Это одухотворило мою работу – и жизнь тех, кто был со мной рядом. После молитвы, когда бы она ни звучала, обстановка часто менялась к лучшему. Я уже был уверен, что должен молиться на каждой операции, как только представится возможность. Это неизбежно влекло меня к новой границе: к молитве в присутствии ассистентов.
Молитва с сестрами – это одно: мы видимся лишь несколько минут в неделю. Но есть и люди, с которыми я работаю каждый день. Они знают меня гораздо лучше, и их мнение значит для меня гораздо больше – это техники, которые помогают мне во время операций, на протяжении долгих часов.
Техники работают с рентгеновским аппаратом. Они – не врачи, но их навыки очень высоки. Свой путь в медицине они обычно начинают со снимков руки или ноги; позже, при желании, могут выучиться на ассистента хирурга. За семь лет моя семерка техников стала моей второй парой рук. Они обрабатывают инструменты и в должный момент передают их мне; они и управляют многомиллионным компьютером, отвечающим за снимки, благодаря которым я могу оперировать. Они уже давно поняли, как я работаю, какие инструменты и смеси предпочитаю и когда я обычно прошу сделать снимок, – не говоря уже о том, как меняется мой тон, как быстро я работаю, как реагирую на стресс и как себя веду, если мы заходим в тупик. Мы – крепкая, проверенная в боях команда, и наша близость соответствует серьезности тех операций, за которые мы беремся.
Добавить молитву к нашей совместной работе – о, это был бы мой самый значительный шаг. Да, он бы изменил наши давние отношения. Да, пришлось бы испытать доверие остальных, – а в это доверие мы вложили немало. Однако к этому времени я был более решителен, чем в прошлом. Конечно, была вероятность того, что команда не примет молитву и, может быть, даже отвергнет меня, – но что мешало попытаться? За спрос денег не берут. Я уже не мог отрицать того, что во время операций дело касалось уже не просто техники и шансов, а чего-то большего. Сколько лет прошло, а мы так и не признали духовный элемент нашей сферы, – даже когда у нас на глазах рвались аневризмы и люди гибли прямо на столах. Теперь я видел, к чему могла привести молитва. Я верил:
Бог помогает тем, кто об этом просит. И что, я мог и дальше делать вид, будто все успехи связаны с моими навыками или слепой удачей? Я пришел к такой мысли: молитва – это лучшее, что я могу дать больным. Но хватит ли мне смелости просить Бога повлиять на исход операции – и изложить свою просьбу в присутствии других?
Перед каждой операцией мы с техниками собираемся в просмотровой – в маленькой комнатке, три на полтора. Одна из ее стен освещена изнутри – на ней мы вывешиваем снимки. Еще там стоит высокий монитор, на котором отражается трехмерная реконструкция мозга. Ее можно вращать как угодно – трекбол позволяет. Вот там мы и обсуждаем все планы на день и только потом начинаем операцию.
В тот день, когда я решился, Джефф и Хизер – наши техники – были в просмотровой. С ними вместе был представитель компании, производящей медтехнику, – специалист из отдела продаж. Мы рассматривали аневризму и сосуды. Я уже представлял, как буду работать, но почему-то именно в тот день решил спросить остальных, какие инструменты могут здесь пригодиться. Естественно, сотрудник компании предложил их приборы. Этого и следовало ожидать. Когда мне показалось, что мы рассмотрели этот случай уже со всех сторон, я вдруг почувствовал, как забилось сердце, и просто сказал:
– Мне кажется, здесь еще поможет молитва. И я хотел бы помолиться об этом больном вместе с вами, а потому спрошу, уместно ли это. Я ценю наши отношения, и мне очень важно знать, что я вас ни к чему не принуждаю. Если не хотите, вы вольны отказаться.
Все трое замерли, не говоря ни слова. В их повседневной рутине появилась новая проблема. Может, они гадали, не спятил ли я, – а потом, казалось, все как один пожали плечами, словно говоря: «Как угодно». Они не знали, что делать, пока я молился, и просто смотрели в пол. Мы все чувствовали себя неловко, но никто не ушел.
– Отец наш Небесный, – начал я, – спасибо Тебе за нашу работу и за то, что мы в силах излечить эту аневризму у мистера Симмонса. Прошу, дай нам понять, что делать и когда остановиться. Благодарю Тебя за Джеффа и Хизер. Им предстоит помочь нам: молю, дай им зоркость и чуткость. Благослови их родных и близких. Подари нам радость на этой операции. Во имя Иисуса, аминь.