Молитва нейрохирурга

Да, со временем получилась неувязка. Но я перешел границу смелости и не собирался поворачивать назад. Я по-прежнему предпочитал молиться с больными и их семьей один на один: так было проще. Я считал эти мгновения святыми и прекрасными – и не хотел уменьшать их значение для больных, допуская присутствие других людей, способных воспринять все совершенно иначе. А еще я не хотел тревожиться насчет того, не обидел ли я медсестер или других сотрудников – и не доставил ли им неудобств. Но с этого момента я уже готов был молиться, даже если рядом оказывались сестры, – а это случалось довольно часто, так что я не раз удостоился шокированных взглядов. «Что он делает? – словно спрашивали они. – Что-то новенькое? Посмотрим, что скажут!» Многие прекращали работу, как будто налетал порыв ветра, и ждали, пока молитва не утихнет. Иные склоняли головы и, казалось, принимали молчаливое участие. Третьи работали как ни в чем не бывало.

Их мнение все еще меня беспокоило – но куда больше значило то, что я был искренен и поступал во благо больных, даже если другие считали это глупым. Смелость вела меня прочь от лицемерия и фальши.

* * *

Прошло несколько месяцев. Я был в палате больного. То был особый случай – предстояла операция на массивном клубке неправильно сформированных сосудов мозга. Беседа шла как обычно, медсестра собралась за чем-то выйти и направилась к двери. Но когда я спросил пациента, могу ли за него помолиться, она развернулась, тихо прошла обратно и склонила голову. Черные волосы, доходившие до плеч, отчасти скрыли ее лицо. Мы соединили руки – больной, двое его родных и я. Сестра стояла позади нас и вслушивалась в слова молитвы.

Когда мы закончили и я повернулся, чтобы выйти в предоперационную, сестра преградила мне путь и отвела в сторонку.

– Доктор Леви?

– Да? – спросил я.

«Нужен совет?»

Порой сестры – ну или кто другой – перехватывают вас в коридоре или в лифте со словами: «Доктор, у меня близкие болеют, а скажите, что делать, если…». Наверное, это практически единственный случай, когда медсестры обращаются к врачам, – не считая работы. Я не знал, как ее зовут, и она явно нервничала, избегала моего взгляда и ломала руки. Это дало мне возможность прочитать ее бедж. Шерил.

– Мы с сестрами заметили, вы молитесь за больных. Ох ты! Не ожидал. В животе словно затянули узел.

– Да, – кивнул я.

И что теперь?

Шерил нерешительно помялась.

– Можно с вами? – наконец спросила она. – Позовете меня, когда будете молиться? – Потом она шепнула: – Есть и другие. Они тоже хотят. Вы нам позволите?

Я застыл. Вот как все обернулось! Я боялся раскола и насмешек, а вместо этого молитва объединила людей. Естественно, сестры обсуждали все, что я делал, – но отнеслись ко всему совершенно иначе! Возможно, мои поступки показали еще одну возможность проявить заботу – возможность, которую они даже не рассматривали! Они желали быть частью чего-то большего, нежели просто ремонт тел, – как и мне, им хотелось исцелять и тела, и души!

– Конечно, – сказал я. – Я вас найду.

– Спасибо, – ответила Шерил и, осмелев, ненадолго посмотрела мне в глаза перед тем, как пойти обратно на пост.

Так я начал приглашать к молитве сестер – тех, кто шел по доброй воле. Часто им приходилось снимать перчатки или прекращать свои дела – особенно если они ставили капельницу, – но многие были совсем не против.

Это еще одна область, где нужно продвигаться очень чутко. Сестры в любой момент могут сказать «нет», и я не настаиваю. Осторожность не дает злоупотребить властью и ответственностью, которыми я наделен как ведущий врач. Заставить сестру молиться я не волен – это неправильно. Равно так же неправильно склонять к молитве больных. Я аккуратно подбираю слова и слежу за тоном – доброжелательным и ни в коем случае не командным. И я никогда не слышал жалоб ни от одной сестры. Некоторые продолжают работать, как будто им неинтересно, но другие ведут себя довольно оживленно и даже добавляют «аминь».

Молитва объединяла нас всех – мы хотели, чтобы операция завершилась успешно, и все вместе заботились о больном.

Когда я позволил сестрам при желании присоединяться к молитве, я как будто вложил в мозаику последнюю плитку. Мы словно стали единым целым. Молитвы в предоперационной обрели завершенность. Я вскоре узнал, что многим, когда они молятся, нравится держаться за руки и становиться в круг. Некоторые родственники делали это сами, когда я молился, и со временем я сам стал просить их встать вокруг больного и взяться за руки. Чувство единства, которое я при этом испытывал, не походило ни на что прежде, – в больнице я никогда такого не чувствовал. Братья и сестры, не слишком ладившие прежде, объединялись вокруг близкого человека и вспоминали о том, что действительно важно. Родственники становились ближе друг к другу.

Молитва объединяла нас всех – мы хотели, чтобы операция завершилась успешно, и все вместе заботились о больном.