Слух о такой необычной переписке взбудоражил головы моих подружек, которые со вздохом поглядывали на своих неизобретательных поклонников. Однажды на первом уроке учитель физики, исчертив одну сторону поворотной доски, перевернул ее, и перед взором всего класса предстал нарисованный цветными мелками морячок.
Головы всех невольно повернулись в мою сторону. Но я не смутилась: пусть будет стыдно трусливому мазилке! Правда, я наверняка знала, что это дело рук Сережки Добрынина. Недаром он все старался уязвить меня подхваченной где-то песенкой:
Назло всем, а главное Сережке Добрынину, я купила в галантерейном магазине большую аляповатую брошь с якорем и прицепила ее на кофту.
— Это что еще за чудище? — удивилась мама. Потом покачала головой и добавила: — У тебя совершенно нет вкуса, Алла.
Пусть у меня не было вкуса, зато было самолюбие. Брошь я так и не сняла до самых выпускных экзаменов.
Я не стала затворницей. С удовольствием ходила на школьные вечера, бывала и на танцплощадках. Но если кто-нибудь из партнеров начинал говорить мне пошловатые комплименты, он переставал существовать для меня как личность. Первым в разряд отверженных попал, разумеется, Сережка Добрынин.
Часто, проходя мимо зеленхозовского общежития, я в раздумье задерживала шаг. Мне хотелось навестить Анну Петровну. Каково-то ей теперь одной? Но я не знала, как она отнесется к моему визиту, поэтому не решалась войти в дом.
Однажды я увидела возле зеленхозовских ворот машину «скорой помощи». Неясное предчувствие толкнуло меня под сердце, и я взбежала по ступенькам высокого крыльца.
«Скорую помощь» действительно вызвали к Портновым. Анна Петровна лежала в постели с лицом белее наволочки. Увидев меня, с трудом улыбнулась, глазами пригласила садиться.
— Хвораю вот, — негромко сказала она. — Только ты, дочка, Василию ничего не пиши. Не расстраивай его. Я как-нибудь оклемаюсь. Не впервой...
Анна Петровна встала на ноги только через неделю. Все эти дни я навещала ее. Убирала в комнате, бегала в аптеку за лекарствами. И видела, как теплели глаза этой усталой, не обласканной судьбою женщины.
Глава 8
Корабли стояли в две линии, степенно раскланиваясь друг перед другом на пологой зыби. Сухой и жгучий африканский ветер сирокко полоскал их бело-голубые, краснозвездные, серпастые и молоткастые флаги. На фок-мачтах цветными гирляндами пестрели сигналы: «Поздравляем с благополучным прибытием!» Вдоль бортов ровные шеренги выстроенных по большому сбору команд.
«Величавый» медленно прошел по широкому коридору между обеими линиями, звонкими руладами горна приветствуя боевых друзей. Такой необычной и волнующей показалась Портнову эта встреча в открытом море, вдали от родных берегов, что у него невольно запершило в горле.
Потом ракетоносец занял свое место по диспозиции и отдал якорь. Спустили на воду катер и Неустроев пошел представляться командиру отряда. А с других кораблей устремились к «Величавому» катера и гребные шлюпки. За почтой.
Не часто находят адресатов в дальнем плавании конверты, полные нежных слов, затаенных желаний и нетерпеливого ожидания. И моряки зачитывают письма до дыр и подолгу носят на груди измятые тетрадные листки.
Портнов с завистью глядел на то, как, получив свой объемистый тючок, корабельные почтальоны нетерпеливо начинали его шерстить и как светлели их лица, когда они находили искомое. Глядя на них, лейтенант размышлял о своем, о новой оказии, которая и ему доставит письмо из Тюмени.
Над своим изголовьем Портнов укрепил на переборке фотографию Аллочки в пластмассовой рамке. Увидев ее, Смидович спросил:
— Любимая девушка?
— Невеста, — твердо ответил Портнов, чувствуя в его голосе язвинку.
— Ничего деваха, — внимательно разглядев фото, сказал Смидович. И тут же его губы искривила недобрая усмешка: — Все они хороши, пока невестятся. Откуда только вот берутся плохие жены?..
Портнов молча шевельнул плечами, уклоняясь от неприятного разговора.
— Мой тебе совет, — продолжал Смидович, — не спеши в загс. Потянет тебя ко дну семейная ракушка... Не бери пример с других.
— С кого это с других? — улыбнулся Портнов.
— Хотя бы с меня, — повернулся к нему Смидович.
Портнов никак не мог разгадать характер своего соседа по каюте. В том, что Смидович не глуп, он не сомневался. Битком набитый книгами шкаф красноречиво говорил о кругозоре соседа. Ко всему тому Смидович командовал отличной группой, считался одним из наиболее подготовленных вахтенных офицеров. На мостике держался уверенно, без робости и смущения при любом начальстве. Глянув на него со стороны, можно было назвать его прирожденным моряком.
«Кто же он? — думал иногда Портнов. — Искренний человек или просто позер?»
Непонятным было и то, что командир корабля явно благоволил к Смидовичу. А в голове у Портнова гвоздем засели слова, сказанные замполитом: «Придется списывать с корабля... А нам с командиром еще один минус в работе».