Мокрая вода

– Ты знаешь, квашеную капусту и солёные огурцы на соляночку, рассольник – можно варить часа три-четыре, и ничего им не будет. Лёгкая хрусточка останется, а бульон будет насыщенный, ароматный. А потом уж и заправку можно делать.

Ягодная кислинка бодрила, возбуждала аппетит, было необыкновенно вкусно. Боб быстро съел щи, прислушался к себе – вроде бы улеглось нормально.

– Соскучился? – Василич поставил тарелку с двумя «бирмингемами», сбоку – красиво нарезанные солёные огурчики, веточка петрушки.

– Конечно. Да и кого радовать? Наварганишь кастрюлю, а кому есть-то? Неделю ешь, ешь, а оно не кончается. – Боб вытер пот со лба и продекламировал:

Бормочет телевизор за стеной.
Усталость! Вечер длинный.
Мурлычет холодильник. Я – один.
Неспешно отварю холестерин,
Потом запью его канцерогеном!

Мозг начинал работать, организм явно оживал.

– Сам сочинил? – Василич удивился. – Хорошие стихи, я подумал – Олег Григорьев, а оказывается, ты тоже балуешься.

Он полез за окно, достал кастрюльку из бабулиной «выгородки» на жестяном отливе, поставил с краю стола.

– Перед тем как морс с огня снимать – кладу пакетик ванили. О! Смотри, – показал он на открытую кастрюльку.

Боб увидел благородно-бордовую жидкость, почувствовал тонкий аромат ванили.

– Ну как же, – досадливо поморщился Василич, – поэту надо быть внимательнее, присматриваться к деталям! Я клюкву всё утро тёр, тёр на дуршлаге, кажется – всю стёр! А видишь – две-то ягодки – уцелели! Вот так и в жизни. Это я к чему? Да к тому, что «Надежда»… Иванннна должна умирать последней. Всегда есть шанс! – Василич подлил в бокал морса.

Морс окончательно привёл Боба в норму. И глаза открылись, и «шестерёночки, пружинки, золотнички и мембранки» внутри заработали, закрутились, что-то зажурчало с удовольствием, возвращая к жизни.

– У меня отец готовил великолепно. Мосты строил, жили, как цыгане – в вечном движении, – Василич присел к столу, расправил на коленях бабкин передник. – Он из командировки, бывало, вернётся – идём вдвоём на базар. Мясо выбирал «со слезой», зелень, фрукты, всё – не спеша, обстоятельно. Потом готовил – залюбуешься! К пацанам на улицу не тянуло, так было интересно! Может, добавочку? Небольшой кусочек, – предложил Василич. – Что там кусочек! Мушки проглотить не могу! – засмеялся Боб в первый раз. – Может, не по специальности трудишься?

– Знаешь, есть новелла. Марку Твену приписывают. Жил один сапожник, хромой. Попал он за честный и доблестный труд – в рай, а в раю – идёт колонна знаменитых полководцев всех времён и народов. И во главе колонны – он, хромой сапожник. Мораль: если бы этот сапожник был полководцем, это бы величайший полководец!

– Да, пойди, узнай – где твое место в рабочем строю, – вздохнул Боб.

– Есть теория «пяти процентов», – объяснил Василич. – Говорят, что именно столько людей могут успешно заниматься бизнесом. Остальные – случайные! Я, когда узнал, погрустнел. Потом решил: ведь эти самые «пять процентов» – они же существуют и в других сферах человеческой жизни. Самое главное – узнать, в какой «пятёрке» конкретно – ты! А сейчас странная ситуация. Если ты не «бизнесуешь», значит, ущербный! Растерялись многие, пытаются наладить «купи-продай». Например, бразильцы классно играют в футбол! Эфиопы – отличные бегуны на дальние дистанции, в американском баскетболе почти сплошь – темнокожие, и так далее. А в бизнес лезут все! Ощущение быстрых денег, здесь и сейчас, а понятий – нет, и никто не учил. Хотя – я считаю, что евреи веками вырабатывали правила бизнеса, и весь мир их принял. Головы у них «светлые»! Так чего ж удивляться, что «бабки все у них».

– «Кесарю – кесарево, слесарю – слесарево»! – заметил Боб. – Я ещё при «совке», всегда возмущался – если ты не можешь «собрать-разобрать» легковушку «на время», значит – ущербный. А я, может быть, другое что-то делаю классно, и денег там заработаю и заплачу в автосервисе, где специалист всё сделает правильно! И вырастили целую страну дилетантов. А весь мир живет по законам профессионализма! Да.

Василич собрал посуду, сложил в раковину. Мыть Боб не дал – ожил, сам помыл, набрызгал вокруг.

– Вот смотри, вода – мокрая! – Вода вообще-то… она разная, – сказал Василич. – И мокрая вода бывает. И мёртвая, и живая. И «кривая», пьяная, значит. А вообще-то – да, вся она мокрая! Влажная. – Хорошо, когда это понимаешь, – продолжил он. – Сначала кажется – случайность! Потом проходит время, и понимаешь – э, нет, брат-мусью! Это было бы слишком просто, если бы было так просто! Вот взять, к примеру, меня. Один оказался в какой-то жизненный момент. Я тогда лейтенантом служил, двухгодичником. Девушки приходили-уходили, но – эпизодически. И вот однажды забрёл я в кинотеатр на окраине. Зал полупустой, январь, студёно, неуютно. Показывали «Зеркало» Андрея Тарковского. Его отец – поэт Арсений Тарковский – четыре стихотворения читает по ходу фильма. Выразительно, ритм особенный – авторская интонация: