— Дейрдре обеспокоена, — продолжил Мальцер. — Я знаю. Можете мне не верить, но я, если хотите, это чувствую. Повторяю, что я настолько приблизился к самым истокам ее мышления, что не могу ошибаться. Вам, наверное, пока не заметно — пожалуй, и ей самой тоже. Но беспокойство есть, я ощущаю его в общении с ней. И мне бы не хотелось, чтобы оно вышло на уровень сознания, тем более что до этого уже недалеко. Я положу этому конец, пока не стало слишком поздно.
Гаррис промолчал. Он не знал, как реагировать на сообщение профессора, поэтому пока воздержался от возражений и только спросил:
— Каким образом?
— Пока не выбрал. Но это надо сделать до того, как она вернется. Мне необходимо переговорить с ней наедине.
— Мне кажется, вы ошибаетесь, — спокойно заметил Гаррис. — Все это выглядит надуманно, к тому же вы вряд ли сможете ее переубедить.
Мальцер взглянул на него исподлобья.
— Смогу, — странным голосом ответил он и поспешно продолжил: — С нее вполне довольно, она и так почти человек. Она может прожить, как многие другие, и без актерства. Может быть, сегодняшнее выступление уже отобьет у нее охоту. Я попытаюсь доказать ей, что его вполне достаточно. Если она уйдет в тень, ей не суждено будет узнать, какой жестокой подчас бывает публика, и тогда глубокое… разочарование, смущение или что там еще — останутся неведомы Дейрдре. Так надо. Она слишком непрочна, чтобы выдержать подобное. — Мальцер с резким шлепком сомкнул ладони. — Я обязан помешать ей — для ее же собственной пользы! — выкрикнул он, повернувшись к Гаррису и взглянув ему прямо в глаза. — Так вы уходите?
Никогда в жизни Гаррис не прерывал разговора с большей неохотой. Ему даже на миг захотелось возразить: «Нет, не уйду», но что-то подсказывало ему, что Мальцер по-своему прав. Дело касалось только Дейрдре и ее создателя; оно представлялось Гаррису кульминацией их годичной близости, так же как в браке супруги рано или поздно должны признать главенство за кем-то одним. Он решил по возможности не мешать выяснению отношений. Может быть, весь год они исподволь шли к этому разговору, из которого один из них выйдет победителем. После долгих перегрузок непонятно было, на чьей же стороне перевес, и вполне может оказаться, что психическое здоровье их обоих зависит от исхода этой стычки. Впрочем, поскольку участники невероятной дуэли больше переживают не за собственное благополучие, а тревожатся за партнера, Гаррис понял, что должен предоставить им решать этот вопрос один на один.
Он уже вышел на улицу и остановил такси, когда до него наконец дошел смысл сказанного Мальцером. «Смогу», — заявил тот каким-то необычным тоном, имея в виду свое влияние на Дейрдре.
Гарриса прошиб озноб. Мальцер собрал ее — разумеется, он сможет при желании ей помешать. Неужели в этом гибком золотистом механизме где-то имеется выключатель, парализующий Дейрдре по воле конструктора? Неужели она узница собственного тела? Ему подумалось, что ни разу за всю историю человечества ничье тело не оправдывало названия тюрьмы духа лучше, чем то, в котором сейчас обитает разум Дейрдре. Мальцеру остается только щелкнуть тумблером, чтобы ее выключить — не обязательно буквально. Например, он может прекратить подачу питания к ее мозгу. Впрочем, Гаррис и мысли не допускал, что профессор так поступит — он же не сумасшедший, он не станет губить собственный замысел. Его решимость проистекает только из заботы о Дейрдре, и он никогда не дойдет до того, что станет оберегать ее, заключив в темницу ее собственной черепной коробки.
На мгновение Гаррис заколебался у края тротуара, раздумывая, не вернуться ли. Но что он может сделать? Даже если допустить, что Мальцер прибегнет к чему-то подобному, как можно помешать ему, изобретателю? Впрочем, Гаррис был уверен, что Мальцер не посмеет.
Нахмурившись, он неторопливо уселся в такси. Завтра надо будет встретиться с ними обоими.
Но он не смог. Его без конца одолевали восторженными откликами по поводу вчерашнего представления, а нужного звонка все не было. День тянулся невыносимо медленно. К вечеру Гаррис не выдержал и сам позвонил Мальцеру.
Ему ответила Дейрдре, и впервые Гаррис увидел лишь ровную маску вместо знакомых черт. Безликая и непроницаемая, смотрела она на него с экрана.
— Все нормально? — неуверенно поинтересовался он.
— Разумеется, — произнесла она с металлическим призвуком в голосе, словно обдумывала в тот момент нечто важное и не заботилась о произношении. — Вчера мы долго беседовали с Мальцером, если ты об этом спрашиваешь. Ты знаешь его мнение. Но мы пока не договорились окончательно.
От ее железной непоколебимости Гарриса передернуло. Невозможно было ничего понять ни по ее лицу, ни по голосу: на все нашлась своя маска.
— Каковы твои планы? — спросил он.
— В точности те, что я наметила, — бесстрастно произнесла она.
Чувствуя, что почва уходит из-под ног, Гаррис уцепился за практический аспект:
— То есть мне пора заняться организацией концертов?
Она грациозно покачала головой:
— Пока не надо. Ты сегодня уже получил отзывы — я им все же… понравилась.